Главная
Биография
Документы
Библиография
Статьи и заметки
Интернет ссылки

      24 ноября 1916 г. Заседание девятое
      Обсуждение внутриполитического и экономического положения в стране
      Дискуссия по введению твердых цен на хлеб



      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (Н.В.Некрасов). Слово принадлежит г. временно управляющему Министерством земледелия.

      Временно управляющий Министерством земледелия РИТТИХ.
      Гг. члены Государственной Думы. Срочное текущее дело по продовольствию, требующее немедленного моего участия и разрешения, лишает меня, к глубокому сожалению, возможности выслушать все сегодняшние суждения, с которыми я, впрочем, ознакомлюсь тотчас же. Конечно, Государственная Дума не ожидает моего ответа сегодня, после нескольких дней моего временного управления Министерством земледелия, но я дам этот ответ немедленно же, не руководствуясь никакими формальными сроками, как только смогу это сделать исчерпывающим образом. Теперь же я пользуюсь возможностью высказать глубочайшее удовлетворение, что Государственная Дума признала настоящий вопрос первоочередным и тем самым обеспечила наилучшую возможность широко осведомить всю страну, всю нашу родину по столь важному для нее вопросу. Правительственный ответ на него должен быть дан прямой и исчерпывающий, как насчет настоящего положения дела, так и насчет дальнейших мер для его улучшения. Кстати, гг., по поводу выслушанного мною только что я должен сказать, что я разумею меры эволюционного порядка единственно возможными в сложной области экономических отношений. Всякую ломку я отвергаю как совершенно невозможную в этой области экономических отношений. Итак, гг., ответ мой вам может быть только искренним и определенным. Этих двух условий требует как чрезвычайная важность и широта поставленного вопроса, так и то, что, если этот путь обеспечит совместную работу правительства и законодательных учреждений, это, несомненно, послужит на пользу дела во всех решительно отношениях. (Рукоплескания в центре и справа.)

      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. По внеочередному заявлению - член Государственной Думы от. Филоненко. [...]

      Я хотел бы с этой высокой кафедры обратиться ко всему русскому православному духовенству. Перед нами происходят сейчас события величайшей важности, и вот я бы хотел сказать всему русскому православному духовенству, а главным образом его верхам, тем, кто руководит жизнью церкви: отчего вы молчите, отчего не слышно вашего голоса, отчего не светитесь светом евангельским? Да разве светильники ваши потухли? Посмотрите, теперь идет правительственная разруха везде, а вы молчите, вы ни слова не говорите. Все говорят о ней, а вы поощряете черносотенные организации, вы вносите в церковь знамена союза русского народа, вы даете свое благословение черносотенным изданиям - о вот пышный плод, пышный цвет вашей политики. То, что произошло здесь позавчера, - это дело вашей политики. Сейчас перед вами есть еще более достойная вашего внимания тема - перед вами те темные силы, о которых здесь так много говорилось. Перед вами гнусная распутиновщина (рукоплескания слева и в центре), - и вы молчите, вы молчите и продаете свое апостольское первородство за чечевичную похлебку (рукоплескания слева и в центре), и не вы говорите в своем высоком коллегиальном собрании, не вы об этом говорите, а говорим мы, члены Думы, говорят члены Государственного Совета, а вы молчите. Отчего же вы молчите? Вы боитесь, боитесь потерять свои привилегии. В заключение своей речи я позволю себе еще обратиться к духовенству всей православной России со следующим своим воззванием. Там, где на далеких полях фронта нашего вот уже третий год происходит колоссальная, кровавая трагедия, там кровью и железом выковывается новая Россия. Будем же мы, дорогие братья, строить новую жизнь, чуждую вражды, насилия и человеконенавистничества. (Голос справа: да, действительно.) Ведь христианство, по великолепному выражению покойного Плевако, не есть только система привилегированной метафизики, а нечто более высшее; это не есть только созерцание и молитва, это не есть только устремление к одному небесному, это есть само движение, само творчество, вечное движение, вечная энергия, вечная борьба. (Голоса слева: правильно.) И вот оно должно стремиться к осуществлению своих великих начал, к осуществлению идеи царства Божия здесь, на земле, идеи правды Божией, идеи деятельной любви христианской, а вместе с нею свободы и равенства для всех здесь на земле. (Рукоплескания слева.)

      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы от. Филоненко, срок истек. (Голоса: просим.)

      От. Филоненко. Возьмите же светильники наши, и пусть они будут ярким пламенем. Пусть слово наше будет не вялым, не апатичным, не безжизненным, а открытым, твердым, вдохновенным, чтобы оно жгло сердца людей. Оставим старые ветхие мехи. В них не может поместиться это новое свежее вино, вино новой России. Будемте не только созерцателями этой жизни, потому что тогда жизнь пройдет мимо нас, стороной, будем ее творцами, ее делателями. (Бурные и продолжительные рукоплескания в центре и слева; голоса: браво.) [...]

      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Объявляю перерыв.

      Заседание возобновляется под председательством Н.В.Некрасова.

      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Заседание Государственной Думы возобновляется. Член Государственной Думы Снежков.

      СНЕЖКОВ (Тамбовская губ.). Гг. члены Государственной Думы. Я займу ваше внимание всего пять, шесть минут. В переживаемую Россией грозную минуту, когда мне, правому, по долгу верноподданнической присяги, повелевающей каждому из нас оберегать и стоять на страже интересов Его Императорского Величества, мне, правому, повторяю, приходится всецело присоединиться к п.1 формулы прогрессивного блока о необходимости устранения темных и безответственных сил. Когда в народ уже проникает страшная даже в мирное время, а при обстоятельствах военного времени зловещая и растлевающая мысль об измене, самая жестокая, скажу более, самая беспощадная критика действий правительства не только желательна, но и необходима, не только наше право, но наша обязанность. Но одной критики недостаточно. Государственная Дума обязана указать правительству на тот путь, по которому она должна идти. Во время перерыва настоящей сессии я, применительно к п.1 ст.224 Наказа, обратился с кратким заявлением к председателю Государственной Думы и нахожу уместным огласить его с этой трибуны; оно очень кратко и относится всецело к рассматриваемому нами вопросу: "Милостивый государь, Михаил Владимирович. Россия переживает необычайно тяжелые минуты. Безумная дороговизна, а местами и полное отсутствие продуктов первой необходимости, бесконечные хвосты, в которых приходится изголодавшемуся обывателю, теряя трудовой день, простаивать на холоде и дожде по несколько часов, полная неизвестность, будет ли завтрашний день у нас, не говорю - мясо или масло, но даже простой кусок хлеба, будет ли фунт керосина хотя бы для крохотной лампочки, - все это доводит население до такого нервного состояния, при котором возможны в народной жизни крайне нежелательные осложнения. Обыватель, насколько я понимаю, готов, независимо от принадлежности к той или иной политической партии, подчиниться всякой власти единоличной или коллегиальной, правительственной или общественной и умоляет лишь об одном - создать такой порядок, при котором мы могли бы быть уверены в завтрашнем дне, в отсутствии произвола, при теперешнем нервном, повышенном настроении вдвойне невыносимого, в согласованности действий власти и общественных организаций. Мне кажется, Государственная Дума обязана немедленно же просить правительство представить отчет о деятельности особых совещаний, срочно рассмотреть этот отчет и другие материалы, установить планы кампаний продовольственной, по топливу и по перевозкам, не останавливаясь, в случае необходимости, перед реорганизацией особых совещаний. Пусть виновато в разрухе правительство, но Государственная Дума только тогда выполнит свой долг, когда она, не ограничиваясь предъявлением обвинения к правительству, вполне беспристрастно и самым тщательным образом разберется в его действиях и установит такой порядок или, вернее, правопорядок, при котором народ с доверием будет относиться к будущему. Здесь я считаю уместным добавить, что мы все понимаем, что великая мировая война требует тяжелых, великих жертв. Мы все безропотно подчинимся военным тяготам, мы безропотно будем переносить всевозможные лишения, раз это вызывается требованием государственной обороны, отсутствием достаточных перевозочных средств и т.п., но для нас невыносима мысль, что виной тяжелого положения является не роковая неизбежность, а просто недостаток предусмотрительности, несогласованность действий властей, отсутствие надлежащей организации и проч. Покорнейше прошу ваше превосходительство не отказать доложить, применительно к п.1 ст.224 Наказа, это письмо состоящему под вашим председательством Совещанию Государственной Думы". Государственная Дума и мы все, гг., обязаны, полагаю, оправдать доверие пославшего нас сюда населения и всего великого русского народа. Но вы должны при этом помнить известную малороссийскую пословицу: "Пока солнце взойдет, роса очи выест". Надо спешить.

      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Шингарев.

      ШИНГАРЕВ (г. Петроград). Гг. члены Государственной Думы. Вопрос, который поставили мы здесь перед вами, уже многими говорившими был отмечен как самый серьезный, быть может самый крупный вопрос всей современной политической государственной минуты. В самом деле, переживала наша родина многие и самые тяжкие беды. В прошлом году, когда наша армия, безоружная, отступала перед натиском врага, вследствие предательства бывшего военного министра и непредусмотрительности всего правительства, страна оставалась здоровой и крепкой в тылу. Тыл, общественные деятели, все силы народа напряглись для того, чтобы вновь возродить армию, дать ей оружие, дать ей новые кадры обученных людей; и за минувший год мы видим, как переродилось это дело. Мы видим хорошо поставленное снабжение армии; мы видим значительное количество обученных людей на фронте; мы видим, что ни пяди русской земли с тех пор больше не сдано и войска пошли вперед в некоторых направлениях, развивая огромный успех в Буковине и Галиции. Это сделал, гг., тыл, это сделал народ, это сделала страна. [...]

      Вас всех, гг., захватил продовольственный вопрос. Вся страна с напряженным вниманием ждет, что же сделает власть, что сделают законодательные учреждения в этом продовольственном вопросе. А где они, что они делают? Быть может, вновь поехали в Ставку? Быть может, вновь рассуждают о том, что им делать с министром Протопоповым? Быть может, вновь ссорятся друг с другом и стараются друг другу подставить ножку? Где они в момент этого серьезного, громадного и грозного вопроса государства? Пустые скамьи перед вами, гг., пустое место не только здесь, пустое место в Совете Министров, в котором нет ни знания, ни плана, ни системы. (Слева рукоплескания и голоса: правильно; верно.) Ответить им нечего, не только г.Риттиху нечего ответить - нечего ответить им всем. Но ведь они все были у власти, и сравнительно для русских министров продолжительный срок. Разве продовольственный вопрос был делом только гр.Бобринского, министра Наумова? Разве это не дело объединенной власти, разве это не обязанность всего Совета Министров? Где же они, что же они вам отвечают сегодня? Ничего, потому что ответить нечего. Громадная война, потребовавшая огромной предусмотрительности, во всех государствах, везде вызвала громаднейшую работу исполнительной власти. Германия, стесненная железным кольцом британского флота, голодает, но сражается и до сих пор не уступает; Франция, лишившаяся своего угля, сахара, железа и хлеба в северных департаментах, сумела создать могучую организацию и гонит прочь врага, и дороговизна во Франции наименьшая - там на 20% только повысилась цена на хлеб. Англия, которая всегда жила привозными продуктами, флот которой занят громадной помощью всем воюющим с ней союзным державам, эта Англия не терпит никакого ущерба в продовольствии, и дороговизна не превышает 50%. А у нас, в России, этой житнице Европы, с огромным земледельческим населением, с необъятным простором лучших черноземных земель, у нас, где, казалось, нет конца нашим запасам, дороговизна на 80, на 100, на 200% (голоса: на 300 даже) и на некоторые предметы достигает чудовищных величин. [...] В июне здесь, в Думе, мы вносим вопрос о продовольствии, о продовольственном плане, а ответ - через несколько дней распускаемся на каникулы; в грозный момент уборки сельскохозяйственных продуктов при недостатке рабочих рук в стране, 15 июля, необдуманный, никчемный призыв громадного количества людей, - вся страна всполошилась {голоса слева: верно), в Особом совещании ваш председатель и целый ряд лиц подвергли обсуждению этот вопрос, вопреки председателю Особого совещания. Потребовались чрезвычайные усилия, чтобы этот призыв отсрочить. [...]

      Бюджетная комиссия ставит в первый же день по нашему почину этот вопрос на обсуждение. Она зовет исполнительную власть государства дать объяснения по положению продовольственного дела. Ходят слухи о том, что закуплено мало, что для армии необходимы продукты. Правительство отказывается явиться в бюджетную комиссию. [...]

      Гг., страна и даже Государственная Дума не знают, как организовано продовольственное дело, какие законы этим управляют, какие лица это производят. Второй вопрос: существует ли выработанный план всего продовольственного дела и, если существует, каково его содержание? Самый вопрос показывает, что никакого плана нет. Третий вопрос: каково фактическое положение учета продовольственных запасов в империи? Настоятельные требования целого ряда комиссий и дум указывают, что никакого учета произведено не было. Четвертый вопрос: каково состояние продовольственных и фуражных заготовок, как велик заготовленный запас, каково его распределение по районам? В течение нескольких дней в комиссии, где я имею честь быть председателем, в военно-морской, пытались гг. члены комиссии выяснить себе этот важнейший вопрос. Я не в состоянии, гг., здесь перед вами давать большой цифровой материал и те данные, к которым пришла и приходит эта комиссия. Позвольте вам лишь сообщить, что из всего запаса хлебов, который необходимо заготовить для продовольствия армии и главных центров населения страны потребляющих, закуплена в данный момент одна шестая часть, а из этой закупленной части доставлена к станции и попала в руки заведующих учреждений всего лишь одна третья часть. Итого, имеется в руках государственных исполнительных органов одна шестнадцатая часть того запаса, который необходимо заготовить, одна пятая часть фуража заготовлена. [...]

      Позвольте вас спросить, какое главное дело ваше в данный момент? Настоящая практическая, деловая работа - удаление этой власти, которая не может работать (слева рукоплескания и голоса: браво), удаление этой власти, которая не может и не хочет работать, которая негодна для этой цели, которая мешает работать. Ведь, гг., не вы же, Государственная Дума, можете заниматься продовольственным вопросом? Вы - законодательное учреждение, вы можете его контролировать, вы можете обсуждать, вы можете спорить с ними, применять ли те или другие законные нормы, но разве вы можете закупать хлеб, организовать его доставку, разве вы можете составлять продовольственный план? Это дело исполнительной власти, а не ваше, вы на это негодны, неспособны, не можете сделать, ибо природа ваша не та, вы призваны совсем для другой цели - у вас нет органов, у вас нет власти это делать, и никогда законодательное учреждение на путь исполнительных действий вступить не может, это дело исполнительной власти. Но если власть негодна, если она не может сделать этого дела, что вы должны сделать? Ваше дело, ваше практическое дело тогда требовать удаления негодной власти, - иного практического дела у вас нет. (Рукоплескания слева.) [...]

      Гг., я очень рад был услыхать от временно управляющего Министерством земледелия, что он отвергает ломку и стоит за эволюционный порядок. К сожалению, в его речах нельзя было понять, какую ломку он отвергает? Чего? Ломку Совета Министров? Ломку старого режима? Ломку своего ведомства? Ломку твердых цен? О чем он говорит, о какой ломке? Вы не знаете, я не знаю и думаю, что и он не знает. (Смех слева). Наверное не знает и он, потому что если он, гг., подразумевал ломку твердых цен, то ведь его же председатель Совета Министров говорил вам о развитии частного почина в своей декларации и торгового оборота. Да, пусть они сами столкуются между собой, прежде чем выходить сюда и бормотать несвязные речи. (Рукоплескания слева.) Гг., война требует жертв, и долг гражданина эти жертвы государству отдать. И спросите себя: разве страна не жертвовала, разве страна не исполнила своего патриотического долга? Разве наши братья своими телами не заваливали окопов, когда в тылу не было снарядов? Разве страна не отдала последних своих детей в войска? Разве страна чем-нибудь дорожилась? Где был проявлен патриотизм и где его не было? Его не было наверху, его не было в представителях высшей власти в государстве, не было понимания патриотизма и долга перед страной. Страна способна на жертвы, страна жертвовала, и, гг., я не знаю более великого, более благородного, более мужественного и крепкого поведения, чем это поведение страны, нашей несчастной русской страны во время этой безмерной войны. Неравноправное, угнетаемое, оскорбляемое население, население, которого не просветили, над которым глумились и издевались, которое оскорбляли, лучших сынов которого ссылали в далекие края, - эта страна ни одной секунды не поколебалась, когда разразилась война, и она пошла, она забыла все, она помнила одно, что она не борется с правительством, она борется с внешним врагом. Она знала, что в эту минуту все счеты должны быть покончены. Она пошла сверху донизу, как один человек. А что же, чем же пожертвовали эти господа? Они (указывая на места правительства) отдали свои привилегии, свою безответственность? Они отдали свое неумение, они отдали свои придворные места? Они отдали свою полноту власти? Чем они пожертвовали, гг., в течение этих двух с половиной лет? Они призывают к жертвам. Да как они смеют это делать, да как они смеют призывать к жертвам вас, которые отдали все, они, которые не дали ничего за все время войны? Нет, гг., вы, только вы, только народное представительство может вновь сказать пред страной: да, новые жертвы нужны. Гг., твердые цены, худо ли, хорошо, установлены. Что знаменовали они собой? Они знаменовали, что в эту войну нельзя оставаться в области частного оборота: он не остался нигде. В странах самых промышленных и развитых и свободных частный почин исчез. Французское правительство по своему бюджету закупает хлеб и раздает его булочникам и мельникам, фиксируя цены, и во Франции хлеб, гг., только на 20% дороже стал за все время войны, во Франции, которая потеряла свои хлебные запасы. В Англии принудительное начало введено в целой массе случаев, как же может отсутствовать принудительное начало во время такой войны? Война сама по себе есть величайшее принудительное начало, и чем шире она идет, тем шире и неизбежнее ширится начало принуждения: берут людей, берут лошадей, берут скот, берут повозки, берут все, могут взять и хлеб, и население никогда, гг., за этим не постоит. Напрасно теперь говорить о том, выгодны или невыгодны твердые цены на хлеб, дешево или дорого назначены эти цены. Дело не в том - выгодно или невыгодно, а в том, что настал момент, гг., с этого места вам сказать народу: момент жертвовать, государство требует вашего хлеба, без хлеба не может обойтись армия, без хлеба не могут обойтись люди, обслуживающие армию. Вот что должны сказать вы народу отсюда, и народ отдаст этот хлеб так же, как он отдавал своих детей (рукоплескания в центре и слева), народ отдаст этот хлеб так же, как он последних своих сыновей провожал на войну. Разве хлеб дороже детей? Народ, гг., способен жертвовать - и земледельцы и землевладельцы хлеб отдадут, нужно только, чтобы эта жертва была поставлена во имя общего и великого дела, нужно только, чтобы вы за этой жертвой обратились к народу, потому что вы имеете нравственный авторитет, вы являетесь в данный момент вождями своего народа. На ваших плечах зиждется судьба государства. Когда я кончал в прошлом году свою бюджетную речь, я сказал: вопреки правительству, вопреки всему тому, что они делали, вопреки всей разрухе, которую они производили в государстве, мы победим, гг. Мы победим потому, что вы и до сих пор имеете право и вы теперь обязаны сказать народу и это слово: нужны ваши сыны, нужен ваш материальный достаток, нужны ваши трудовые гроши, нужен государству хлеб. Как это сделать? Твердая цена лишь начало, начало новой огромной повинности перед государством. Введете ли вы, по примеру Франции и Германии, хлебную монополию, сумеете ли вы сказать: все запасы хлеба принадлежат государству и оно распределит между гражданами, - это было бы лучшее и идеальное разрешение вопроса. Но кто на него способен? Сумеете ли вы сказать: необходимо заявить - 30% урожая надо отдать государству. Из каждой сотни пудов отдай 30 пуд., потому что надо накормить твоего сына или брата, или наши войска на фронте. Разверстайте эту долю, призовите местные органы, земства, к тому, чтобы эта разверстка упала на плечи населения. Создайте уездные комитеты, создайте волостные комитеты, поставьте во главе их местных людей, призовите в массе в эти комитеты крестьян. Разверстают, гг., и эту тяготу. Привыкли народные плечи взваливать на себя всякий груз, вынесут и эту хлебную повинность. Надо только сделать, чтобы она была справедлива, чтобы было взято у тех, у кого больше, и меньше всего у тех, у кого меньше, чтобы население смогло обсеменить свои поля. Надо ввести эту хлебную повинность в той или иной форме, надо повинностью доставить хлеб на станции, надо создать эту организацию, организацию принудительную и неизбежную. Поздно в это время говорить о свободном почине; поздно говорить о том, что надо восстановить какой-то частный оборот. Что было бы в государстве, если бы набор в войска шел частным оборотом? Вы сами понимаете, что бы было. Вот в таком-то положении находится теперь и хлебный вопрос: без организации повинности, без организации того или иного распоряжения государством урожаем хлебов не может быть собран и заготовлен запас для армии. И в этом случае вы должны будете потребовать от правительства такую организацию. Правда, население, которое должно будет отдать этот хлеб, это население само нуждается в огромном количестве продуктов. Совершенно верно было указано здесь говорившими передо мной, что население должно получить то, чего у него нет и без чего сельское хозяйство немыслимо. Если, гг., на фабрики и заводы, работающие на оборону, даются вне очереди вагоны, если там оставляются рабочие, чтобы стоять за станками и точить снаряды, если предприятия, работающие на оборону, становятся государством в привилегированное положение, в настоящее время, при нашем уровне хлебных запасов и потребностей армии, мы должны сказать: сельское хозяйство есть предприятие, работающее на оборону. (Рукоплескания слева и в центре.) Оно должно иметь все, что ему необходимо, оно должно иметь учет и правильное распределение рабочих рук, оно должно иметь материал для починки своих машин, оно должно иметь то, что ему необходимо для производства. Извольте это принять к учету: сельское хозяйство есть громадное промышленное предприятие, работающее на оборону; поставьте его в ранг со всеми и с этой точки зрения относитесь к нему. (Голоса: совершенно верно.) Население, нуждаясь в продукте и не имея возможности его получить за бумажные деньги, население должно иметь эти продукты, правильно распределенные в государстве. С неотразимой железной логикой, гг., мы вводимся в тот военный социализм, который залил Германию до верха, без остатка, который ввел в Германии трудовую повинность, который ввел в Германии и карточное потребление, регулировку потребления на все - на хлеб, на мясо, на сахар, на обувь, на платья, на масло, на все решительно. Неизбежно и невозможно из этого оборота вырваться в данный момент, и вы должны, регулируя потребление, дать населению продукт, в котором оно нуждается. Учет металла в стране! Вы должны сообразить, что из этого металла вы можете отдать сельскому хозяйству, но некоторую долю вы должны отдать. Нельзя пахать на плуге, который обломался, нельзя работать, не починивши свою машину. Металл деревня должна получить, и не по мародерским ценам, не воровским путем, а должна быть организация снабжения населения железом и машинами через земские учреждения, через местные и общественные комитеты. (Рукоплескания слева.) В начале войны, когда я разрабатывал тогда казавшийся мне неизбежным финансовый план, я предполагал несколько раз организацию монополий в руках правительства. Мне казалось, слава Богу, исчезло проклятое зло русской жизни - винная монополия, трудовой и трезвый народ сумеет наполнить кошель государства миллиардами дохода, помимо водки. Это сбылось. Но мне казалось тогда же необходимым использовать этот персонал, эти лавки, дать в них населению продукты, которые нужны в деревне повсюду, - сахар, чай, керосин, вот что, казалось, надо было монополизировать и, пользуясь организацией, пользуясь этим аппаратом, дать населению. Если бы тогда не спорил со мною министр финансов, если бы он не уничтожил эту организацию, если бы он не отшатнулся от монополии, как от какого-то чудовища, что было бы у него в руках? Громадный аппарат, на котором настаивала тогда бюджетная комиссия, присоединившаяся к этой точке зрения. Были бы лавки, можно было бы через земские учреждения распределять продукты, железо, чай, сахар, керосин, то, что нужно деревне. Где все это? Не сделано. Лавки исчезли, персонал распущен, организация разрушена, и ее вновь нужно как бы создавать. Вы сами понимаете, что в этом положении огромное бремя работы организационной падает на плечи правительства; еще одна старая ошибка, ошибка, увы, гг., разделявшаяся многими из вас: когда в начале войны мы стали вас убеждать, спорить, волноваться, горячиться - создавайте местные учреждения, реформируйте земства и города, вводите волостное земство, вам казались тогда странными эти мысли, вы говорили: во время войны не реформируют, не законодательствуют - это не военное дело, к чему говорить о волостном земстве. А что, если бы было у вас волостное земство? Ваши закупки хлебов, ваши распределения продуктов, учет запасов, использование труда беженцев, военнопленных и др., во сколько раз это сократилось бы, облегчилось и упорядочилось. У вас нет местного аппарата. Вы думаете, что война будет в течение нескольких недель или месяцев, а оказывается, мы уже ведем ее годы, и поздно, горьким опытом теперь приходим к сознанию необходимости организации тыла, организации этих местных учреждений. А что говорят эти (указывая на места правительства) люди? Да ничего. Они не принесли сюда до сих пор ни одного проекта. Вы должны сами из собственной канцелярии, собственными средствами выискивать проекты этой организации местных учреждений, вы должны пустить в ход проект о волостном земстве. Мы не знаем, сколько мы будем воевать, мы не знаем, сколько продовольственных кампаний стоит перед нами, но мы знаем одно: страна организованная несокрушима, а страна дезорганизованная, не имеющая этих учреждений, бессильна, бессильна справиться даже с этими бюрократами. (Голос слева: верно.) Гг., вы понимаете объем и размер задачи. Каждый день, каждый месяц борьбы ставит на очередь громадные хозяйственные вопросы, вопросы местного распорядка и общегосударственного управления. И понятное дело, почему теперь всем ясно, почему мы требуем перемены власти и перемены системы; вы понимаете теперь, что даже в этих материальных, экономических деловых вопросах вы можете продолжать говорить то же, что говорил Василий Алексеевич Маклаков о проклятом режиме. Да, этот проклятый режим подточил материальные силы страны, этот проклятый режим устраивает чехарду министров, бросая их с места на место и выгоняя вон как негодных лакеев; этот проклятый режим страдает отсутствием предусмотрительности и какого-нибудь понимания долга перед страной, - это его плоды, это его результат, это его дети. (Голоса: правильно.)

      ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, Член Государственной Думы Шингарев, ваш срок истекает. (Голоса: просим.) Угодно продолжить срок речи члена Государственной Думы Шингарева? Возражений нет? (Баллотировка.) Принято.

      ШИНГАРЕВ. Господа. Я вас не задержу, я кончаю. Гг., приходилось ли кому-нибудь из вас читать и вдумываться в историю конца XVIII столетия? Позвольте вам несколько только намеков бросить в эту область, позвольте вам привести только несколько параллелей наших и иноземных. Сначала иноземных. Франция конца XVIII века. Гг., какая жуткая картина и какое страшное сходство! Неотвязчивая мысль, когда вы читаете эти старые страницы историков, неотвязчивая мысль долбит ваш мозг: да ведь это наши дни, да ведь это наша разруха, да ведь это наша слепая безумная власть, да ведь это наши домашние дела, да ведь это наши неуспехи в борьбе с внешним врагом, да ведь это наши зловещие змеиные слухи об измене наверху, да ведь это наша боль, ведь это наше горе, ведь это наши дни! А когда вы вспоминаете конец XVIII века у нас на родине, поездку Императрицы Екатерины в Крым, деревни Потемкина в виде декораций по пути следования Государыни, безумную растрату многих миллионов денег на то, чтобы потешить взор сильных мира, чтобы обмануть окружающих, - и слова посла австрийского Императора, который писал домой: "Впрочем, кажется даже это невозможное возможным, если только расточать безмерно деньги и не жалеть людей; у нас, в Германии или во Франции, мы не посмели бы и думать о том, что здесь производится без особых затруднений"! Налюбовавшись видом декоративных деревень, шумными толпами несчастных согнанных людей, кричащих "ура" вдоль по дороге, Екатерина попала потом в Тулу и увидала разруху голода. Хлеба не было в стране, а в Херсоне писали через несколько дней после ее отъезда, после отъезда Государыни: "Здесь беда, есть и пить нечего, купить нечего, да и кого об этом спросить, не у кого". Вот была картина за декорацией потемкинских деревень. Я не знаю, гг., строятся ли теперь современные декорации там, где строил их Потемкин, говорятся ли вновь успокоительные речи тем, кому говорили в конце XVIII столетия, является ли все благополучно там с точки зрения нашего казенного благополучия, но за этой внешней декорацией и у нас стоит все та же жуткая картина XVIII столетия, но с той только разницей, что грозный враг захватил много рубежей русской земли и что долгие годы еще придется бороться России с этим врагом. В начале XIX столетия, когда отвратительная клевета и грязная интрига придворного круга в конце концов сразила нашего великого национального гения - Пушкина, его товарищ проклинал "те жадные толпы, стоящие у трона, свободы, гения и славы палачи". Гг., жадные толпы стоят у трона и до сих пор, они теперь уже палачи свободы страны, победы страны. И до тех пор пока это будет продолжаться, эта жуткая картина, картина, которая с каждым днем становится все более и более страшно схожей с концом французского XVIII века, неотъемлемо будет стоять перед нами; в этих условиях, без отмены или отменения этого проклятого режима, без разгона этой жадной толпы, гг., без смены этой послушной и никудышной власти, выхода государству нет. И ваш продовольственный вопрос, материальные вопросы государства зовут к ответу страшной и неотразимой силой, их словом не отбросишь, тут нужно дело, а на дело они (указывая на места правительства), гг., неспособны. (Бурные и продолжительные рукоплескания слева, в центре и на отдельных местах справа.).

      Наверх
Хостинг от uCoz