ПРЕДСЕДАТЕЛЬ М.В.Родзянко. Член Государственной Думы Городилов.

ГОРОДИЛОВ (Вятская губ.). С глубоким волнением я выхожу на эту трибуну. Как крестьянин, живу в деревне; мне хорошо известно общественное мнение страны, что твердые низкие цены на хлеб, они погубили страну. Они убили всю торговлю и все земледельческое хозяйство. При этих условиях деревня сеять хлеб больше не будет, кроме как для одного своего пропитания. Я уверяю вас: поля, действительно, будут не посеяны. Вот к какой ужасной пропасти привели нас эти твердые цены. Кто же, гг., является здесь виновником этих твердых цен? Нам говорят здесь: это на местах поставили ваши местные органы. Чтобы правильно убедиться в этом, кто тут остается виновником, я заявил Нолинской уездной земской управе, Вятской губ., почему местное земское совещание постановило столь низкие цены, начиная от 1 р. 34 к. и до 1 р. 62 к.? Рыночные цены, вольные, стоят - 4 р. 50 к.; получаю на это ответ...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Черносвитов-1, прошу вас не нарушать тишины.

ГОРОДИЛОВ. ...следующего содержания. Позвольте мне его вам огласить: "Нолинская уездная земская управа, Вятской губ., от 24 января 1917 г., за N 360, уведомляет вас, что твердые цены на покупку ржи для нужд армии установлены правительством и напечатаны в собрании узаконений и распоряжений правительства за N 243; поэтому управа не в силах изменить их". Видите, гг., ввиду этого на местах земские управы силы никакой не имеют. Чтобы не остаться при этом отказе, я обратился с прошением к министру земледелия о повышении твердых цен на хлеб и указал, что поля будут не посеяны, не засеяны. Получаю и тут отказ следующего содержания, позвольте мне, гг., его огласить: "Управление делами Особого совещания по продовольственному делу от 31 января 1917 г. за N 122. Вследствие отношения от 13 января сего года управление делами имеет честь уведомить вас, что твердые цены на зерновые хлеба франко-станция и пристань установлены министром земледелия неизменными до урожая 1917 г. и повышены быть не могут". Из документа этого видно, что закон этот о понижении твердых цен на хлеб издала сама Государственная Дума по настоянию прогрессивного блока с участием Милюкова, Шидловского и Шульгина. Вам, гг., известно, что в совещании об этом законе прогрессивный блок поставил своих кадетов. Нас, крестьян, не допустили туда, а сами кадеты жизни деревни совершенно не знают. Вы, гг., обвиняете министров - посмотрите, кто поднимает восстание в стране? Это прогрессивный блок. (Справа голоса: браво.) Вы, гг., опять закрепостили нас, крестьян, снова в крепостное право и заставили крестьянских жен и солдаток работать, сеять поля и отдавать хлеб по самым низким, дешевым ценам, в убыток; вы внесли полную разруху, вы натравили один класс населения на другой (голоса справа: браво.) И вы, гг., во всем обвиняете правительство, ну надо же нам самим посмотреть на себя, и нам тоже могут сказать с мест: "Врачу, исцелился сам". Правильно ли вы, гг., поступили, из своей среды избрали уполномоченных для продовольственного дела в стране. Страна страшно этим недовольна. Ужели у нас нет людей избрать на местах, которые бы правили этим делом? Ведь эти самые наши уполномоченные или члены Государственной Думы - они по смыслу закона должны быть только контролерами и усматривать над этим. (Рукоплескания справа.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Шингарев.

ШИНГАРЕВ (г. Петроград). Гг. члены Государственной Думы. Вопрос, который мы задали правительству по поводу положения дела продовольствия, транспортов и топлива, далеко не закончен еще объяснением. [...] К 31 декабря, к началу января г.министр надеялся закончить разверстку уже в волостях, но губерния-то пишет не так, как хотел министр. Он издал свои циркуляры, приказы, разослал телеграммы, а разверстка не только не в волостях, а еще даже в губернских земствах еле заканчивается, закончена; в уездах еще, вероятно, вполовину не закончена, а по волостям только к ней приступили теперь, и вместо 31 декабря, я боюсь, не будет ли 31 мая последним днем волостной разверстки. Поэтому такая спешка, такая торопливость не вызывалась знанием дела и оценкой возможности провести эту меру в страну. А между тем что же случилось? Министр прав только в одном: да, с разверсткой надо было спешить, но никто не заставлял его спешить так, чтобы провести эту меру в 24 часа, опираясь только на свой кабинет или на своих ближайших сотрудников. Если бы он собрал хотя бы уполномоченных, вот тех двадцать с небольшим человек уполномоченных по губерниям, и посоветовался бы с ними, как и сколько на них наложить, - разверстка, по моему мнению, прошла бы лучше и благоприятнее. Теперь я должен констатировать, что разверстка была во многих случаях не совсем удачна по цифровому определению. Так, напр., вот, скажем, Тамбовская губ.: в разверстку пошло свыше 20000000 , кажется, 23000000 , между тем как Тамбовская губ. никогда, даже во время прежних урожаев, по железным дорогам не вывозила больше 17000000 пуд. Ну, на нее наложили против того, что она вывозила, 6000000 , куда бы ни шло, а вот рядом - Пензенская губ., она вывозила 6000000 , на нее наложили 3000000 пуд. И что же, какое же соответствие с соседними губерниями? По одной разверстке, с Тамбовской губ. захвачено, гг., почти по 30 пуд. с десятины хлеба. Тяжелая разверстка. А в Пензенской губ. она захватила едва ли 6-7 пуд. - разверстка весьма легкая. По Самарской губ. - министр земледелия довольно здесь и так ярко хвалил эту губернию, я потом возвращусь к поставкам по этой губернии, к дешевой работе башкир - по Самарской губ. разверстка пала почти вдвое большим количеством, нежели Самарская губ. обычно вывозила по своим железным дорогам, даже в годы плохого урожая. Но и эта легкая разверстка хорошо не выполнялась; ее даже не применили; они прямо сказали: какая там разверстка, мы и без разверстки это сделаем, потому что это легко. Министр сказал: как это хорошо, что есть люди, которые без разверстки это делают. Но надо понимать, что в данном случае эти причины были в несоответствии цифр разверстки с возможностью ее применить. Другой пример - Полтавская губ. Там и без разверстки дело идет, но почему? Потому, что там без разверстки навалили столько, сколько губерния выполнить не может, и они без разверстки возьмут столько, сколько сумеют взять, но не было принято во внимание, сколько уже оттуда вывезено. По Воронежской губ. разверстка пала по 40 пуд. на десятину. Ну, вы сами знаете, что такая разверстка, конечно, невыполнима, что такую разверстку, конечно, не выдержать. Я не хочу упрекать министра в том, что он применил разверстку; надо было применить разверстку, но надо только сожалеть, что он не призвал местных людей и допустил в отдельных случаях ошибочные цифры разверстки, что, несомненно, затруднило и самую разверстку и в некоторых случаях вызвало к ней отрицательное отношение на местах. Вообще, я думаю, что лучше советоваться с людьми, собирать съезды, чем келейно у себя, пригласив двух-трех человек, с ними побеседовать. Этот метод едва ли правилен, и едва ли министр правильно поступает таким путем. [...]

Гг., министр сказал, что вначале успех его мероприятия зависел от патриотического чувства подъема, который чувствовался вначале, патриотического порыва, и очень негодовал, когда здесь ему показалось, что кто-то против этого возражает. Да, это верно, гг., патриотический порыв чувствовался, но только я должен поправить министра - он чувствовался и чувствуется, гг., с самого начала войны. Этим патриотическим порывом с самого начала войны, с июля 1914 г., и доныне держится наша государственность и ведется борьба с врагом. (Голоса: верно.) Только благодаря патриотическому порыву цела Россия, только благодаря этому идет до сих пор борьба. (Голоса слева и в центре: верно.) Министр как будто просмотрел этот порыв. Или он думает, что теперь его нет? Да вся деятельность страны, этот огромный порыв армии, армии, которой иногда тяжело, этот огромный тыл, который до сих пор спокоен, тыл созидающий, что же это такое, как не глубокий, сознательный государственный патриотизм? Он не был только несколько дней, когда министр стал проводить разверстку; он все время живет в стране, он ее спасает от врага, он парализует вредную деятельность нашего правительства (слева рукоплескания и голоса: правильно), только он держит страну. Да, патриотический порыв во время войны, гг., - великое наше счастье, великое счастье, которого многие не ожидали, великий исцелитель всех наших недугов, пороков, недочетов материального снабжения, неподготовленности к войне, расстройства управления, паралича власти - все до сих пор держит и исправляет патриотический порыв населения. Но, гг., позвольте вас спросить, будьте добросовестны: кто же гасил этот патриотический порыв. Эмиссары городского союза? Кто гасил патриотический порыв в стране, кто менял министров, почему исчез Игнатьев, почему в нас нет объединенного кабинета, почему сегодня бывший министр здравоохранения так и не смел показаться здесь? Кто устроил казенный ремонт Государственного Совета, нанеся тягчайшие обиды почтенным старцам, кто это сделал? Кто продолжает разрушать это единение в стране? [...]

Самое тяжелое впечатление, которое на меня произвело выступление министра, заключается, гг., в его нападках на земский и городской союзы. Я уже указал вам, что в этих нападках было много, много несправедливого, а главное дело, не было совершенно вот этой всей правды, которую надо сказать. Знаете ли вы, гг., что эти учреждения произвели огромный труд как раз по тем вопросам, которыми мы занимаемся? Знаете ли вы, гг., напр., труды совещания по организации посевной площади в 1917 г., 22-24 ноября? Вот у меня книга издания Всероссийского земского союза, экономический отдел. Возьмите вы здесь постановление этого совещания. Какая масса отдельных глубоких и правильных мыслей здесь высказана: о необходимости произвести подробное обследование, что мешает посевам; об организации местных людей и комитетов, о подготовке правильного распределения труда в Империи, об организации центрального органа, о пользовании машинами, о коллективных посевах и уборке, о привозе машин, шпагата и проч., и проч. Огромная работа сделана, но в своем выступлении министр ни звука не сказал о том, что же он желает видеть в будущем, - где же эта организация будущих посевов? Мы уже в конце февраля; скоро уже начнутся полевые работы на юге России, где же забота министра, где его план о том, чтобы сохранить посевную площадь, чтобы ее расширить, чтобы доставить вовремя семена, машины, орудия, чтобы улучшить транспорт? Каков план министра на будущий год своевременно назначить цены, устроить местные организации и проч., и проч., и проч.? [...]

Здесь депутат Шульгин с большим остроумием сравнил г.министра с Тангейзером немецкой легенды, который, посетив Венерин грот, потом замаливал свои грехи большим количеством хорошей работы. Да, Венерин грот, гг., вообще посещать довольно опасно, а по нынешним временам часто уходят оттуда с хроническими болезнями. Безнаказанно пребывание в таких темных местах никогда не проходит, и я боюсь, что самый материал об эмиссарах городского союза, самая боязнь комитетов, общественности, съездов - все это министр земледелия принес с собою из Венерина грота, все это из его недр вытащено, все идеи оттуда, и оттуда взял он свою аргументацию, и едва ли он в своей работе этот привкус уничтожит. Во всяком случае, я буду очень рад, если он от всех дел Венерина грота совершенно очистится, я первый буду очень рад, если в деле продовольствия ему или другому кому-нибудь, все равно, удастся и для армии и для населения получить хлеб. Это верно. Но когда здесь говорит с крайней правой депутат Левашев о том, что нам нужна диктатура для продовольственного дела, то я вижу, что и эта политика совершенно осуждает то, что есть. Помилуйте, оказывается, им нужна диктатура для того, чтобы привести в порядок то, что есть, значит, огромнейший беспорядок, если они к этой крайней мере, к диктатуре, желают прибегнуть. Да, гг., единая воля, единая мысль нужна стране для того, чтобы в такой момент вести ее к победе, использовать все силы нации. Но у нас есть диктатура, диктатура, которая существует, - может быть, ее не видит проф. Левашев, это - диктатура безумия, безумия, которое разрушает государство в минуту величайшей опасности, которое не использует его сил, а гасит народный дух. Вот эта-то диктатура безумия и есть та страшная политика, которой министр земледелия, по-видимому, начинает заражаться не только в Венерином гроте, но и в других местах. (Рукоплескания слева и в левой части центра.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Министр земледелия желает дать разъяснение. (Голоса слева: перерыв.) Покорнейше прошу занять места. (Шум; голоса слева: перерыв.) Прошу, гг., занять места; прошу не шуметь. (Волков: это неуважение к Государственной Думе.) Член Государственной Думы Волков, прошу не шуметь. (Слева шум и голоса: перерыв.) Гг., покорнейше прошу прекратить шум.

Министр земледелия РИТТИХ. Господа. С величайшим (слева шум и голоса: перерыв)... Гг., я буду очень краток.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Покорнейше прошу не шуметь. (Новицкий: успеете подзакусить.)

Министр земледелия РИТТИХ. Я с величайшим (слева шум)...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Я буду вынужден прибегнуть к самым решительным мерам, дабы восстановить порядок.

Министр земледелия РИТТИХ. С величайшим удовлетворением, скажу прямо (слева шум и голоса: постановление Думы)...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Покорнейше прошу не шуметь.

Министр земледелия РИТТИХ. Гг., ведь мне кажется и, быть может, все это чувствуют, что мы переживаем торжественную историческую минуту; ведь, может быть, последний раз рука судьбы подняла те весы, на которых взвешивается будущее России. Гг., на одной из этих чаш написано: победное будущее, победное благо России. К этой чаше устремлены из мира невидимого взоры тех миллионов людей, которые уже погибли за это будущее. Миллионы рабочих стараются заполнить эту чашу всем тем грузом снарядов, военного снаряжения, которое нужно для армии. В эту чашу должно непрерывающимся потоком идти то, что нужно для поддержания жизни живых. Тех живых, кому умереть предстоит, да, предстоит умереть. (Голос слева: не играйте святыней.) И в эту торжественную минуту, когда решается судьба родины, в это время мы будем заниматься личными счетами, будем доказывать, кто прав, кто виноват. Гг., я другого слова ищу, с другим я обращаюсь к Государственной Думе: я думаю, я страстно мечтаю, что сюда выйдет не оратор, а просто человек, до самозабвения, я так и говорю, до самозабвения любящий Россию, именно до самозабвения - забывающий, что он принадлежит к той или другой партии, - и он скажет такие слова, напишет их кровью своего сердца, которые объединят не отдельные партии, а всю Думу и с нею вместе всю страну. Это, гг., необходимо в ту историческую минуту, которую мы переживаем. (Рукоплескания справа и в правой части центра.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Стемпковский.

СТЕМПКОВСКИЙ. 29 ноября, когда шло обсуждение заявления об обращении к председателю Совета Министров и к министрам земледелия, военному и морскому в порядке ст.40-й за разъяснениями по вопросу о положении продовольственного дела в Империи, я, выступавший тогда по поручению фракции земцев-октябристов, указал, что та травля аграриев, которая была во время назначения цен, сыграла роковую роль в хлебную кампанию, тогда эта травля вызвала задержку в доставке того хлеба, который был необходим и для армии и для населения. В этом отношении, гг., наш взгляд не переменился. Мой политический друг Никанор Васильевич Савич, выступая 17 февраля, тоже заявил, что травля, которая противопоставила интересы производителя интересам потребителя, сыграла большую роль в том, что сейчас мы переживаем. Но и теперь и тогда мы указывали на это вовсе не для того, чтобы углубить рознь между производителем и потребителем, между фабрикантом и землевладельцем, между фабричным-рабочим и крестьянином-земледельцем, - нет, мы это говорим исключительно для того, чтобы рознь эту сгладить, и тогда же я вместе с представителями партии народной свободы Андреем Ивановичем Шингаревым и Федором Измаиловичем Родичевым обращался также с призывом к стране, чтобы все крупные и мелкие и средние землевладельцы, кто имеет хлеб, все, невзирая на ту цену, которая установлена, справедлива она или нет, убыточна она или нет, везли хлеб, нужный для защитников нашей родины. Нам всегда казалось, что разногласие между нами в продовольственном деле, в этом важнейшем деле для обороны страны, пагубно, и пагубно особенно потому, что этому делу в значительной мере мешает политика правительства, которое до сих пор не желает услышать наш твердый голос относительно того, что единственный способ наладить дело продовольствия в той мере, как это желательно, - это дружная и совместная работа правительства и общественных сил.

Министр прав, когда он говорит о том, что общее настроение создалось такое, что для дела разверстки возникают большие препятствия. И, действительно, если мы обратимся к нашей прессе, то мы не можем не признать, что постоянные указания на полный провал этой меры, постоянная придирчивая критика и по преимуществу тех людей, которые не могут не сознавать своей вины, - все это, во всяком случае, не помогает, а мешает. И в этом отношении часть вины, вне всякого сомнения, должна лечь и на общественность. [...] Целый ряд мероприятий, регулирующих посевы, должен быть сейчас же принят, без всякого промедления. Для этого должны быть собраны совещания, съезды, комиссии, не знаю, что угодно, - это дело обязательное и необходимое. Мне кажется, что действительно наше сельское население чересчур уже испугалось будущего: оно действительно боится уже расстаться даже и со значительными запасами. В этом отношении должно постоянно повторяться с этой кафедры, что не время теперь делать запасы, и особенно хозяйственные. Эти хозяйственные запасы для откорма свиней, коров и другой живности должны быть сокращены до minimum'a, и в этом отношении, может быть, несколько увлекшись, Министерство земледелия дало уж чересчур высокие цены на свиней. Нужно взвесить, действительно ли нам настолько необходимо сало, что мы для получения его можем жертвовать колоссальными количествами зерна. Так что в этом отношении, я думаю, мы должны пересмотреть нашу хозяйственную политику, но, во всяком случае, каждый из нас должен кончать свою речь призывом к населению, чтобы оно, невзирая ни на что, везло бы свой хлеб, необходимый и для армии, и для городов, которые, вне всякого сомнения, так же работают на защиту родины, как и село. (Рукоплескания в центре и справа.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Вишневский-1.

ВИШНЕВСКИЙ 1 (Курская губ.). Гг. члены Государственной Думы. Обсуждая этот важный продовольственный вопрос, казалось бы необходимым прежде всего обсудить действия по этому вопросу каждого того министра, который причастен к этому вопросу. Это очевидно уже потому, что они стоят во главе этого важного, серьезного всегда, а в настоящий момент в особенности, дела. Но я лично лишен возможности это сделать уже потому, что я не могу уловить той грани, где кончается деятельность одного министра и начинается деятельность другого министра. Власть министра должна быть тверда, постоянна и крепка, и только тогда, по-моему, она может привести к известным результатам. Переходя к делу, я должен, гг., указать на неправильность того положения, которое здесь указывалось. Здесь, между прочим, указывалось на то, что осенью 1916 г. поступление хлеба было очень слабое, и все здесь говорившие, как члены Государственной Думы, так и представители правительства, старались искать этому причины. Некоторые находили здесь отсутствие патриотизма, некоторые находили другие кое-какие причины, но главной, по моему мнению, высказано не было: эта причина чисто независима была от местного населения; если вы припомните осень 1916 г. и возобновите себе в памяти ту погоду, которая была осенью, постоянные ненастья и дожди, то вы поймете, почему население, настроенное патриотично, не имело возможности в августе, сентябре, октябре везти в изобилии хлеб. Дальше, надо ведь считаться со всею жизнью нашего сельского населения. Никому теперь не секрет, что денег, бумажных денег, в стране много - и много их у крестьян. Крестьянин прежде, не имея денег и соблазняемый винной монополией, продавал свой хлеб как можно скорее для того, чтобы удовлетворить и насущные свои потребности, уплату повинностей и все другие расходы; но в то же время у всех домовитых крестьян и раньше вы замечали следующее: домовитые крестьяне всегда старались хлеб свой сберегать. Недалеко то время, когда мы видели массу одонков хлеба у всех зажиточных крестьян. Это укрепилось в их понятиях, и они желали в большинстве случаев и в этом году действовать так; но, повторяю, главным образом было ненастье, ввиду чего хлеб и не мог поступать в изобилии. Здесь говорилось о твердых ценах. Твердые цены, порядок их учреждения у нас и то, к чему они повели здесь, разбиралось довольно подробно, но должен вам заметить, гг., что твердые цены в том виде, как они были у нас, они невозможны, непрактичны или прямо-таки для населения невыполнимы, - невыполнимы потому, что нельзя облагать твердыми ценами один хлеб и забывать обо всем другом, что необходимо для сельских жителей и главным образом для крестьян, хотя, впрочем, и для всех жителей. Вы забываете о том, что у нас были твердые цены на хлеб, они существуют и теперь, но у нас нет твердых цен на то, что необходимо для землевладельца, не только твердых цен, но и самых продуктов: у нас нет гвоздей, у нас нет железа, подков, у нас нет гвоздей для ковки лошадей. Гг., министерствам подлежащим надо озаботиться о том, чтобы население было хотя бы в самой минимальной норме снабжено этими продуктами, и если будут твердые цены на хлеб, то чтобы на железо и на всякие такие продукты, необходимые для сельского населения, были обязательно установлены твердые цены. Несколько дней назад я прочел в "Вечернем времени", что расценка фунта гвоздей теперь 2 р.; вы теперь сообразите, как быть крестьянину и землевладельцу с твердыми ценами на хлеб: прежде землевладелец, продавая хлеб, допустим, по 80 к. пуд, мог купить фунтов семь-восемь гвоздей, теперь, продав его за два рубля, он имеет возможность купить один фунт гвоздей. И так во всем. Необходимо, гг., чтобы власть имущие люди озаботились обязательно, чтобы у нас в деревне были предметы, необходимые для того, чтобы поддержать в исправности хотя бы сельскохозяйственные орудия, так как без этих орудий вы не в силах будете обрабатывать землю и свозить хлеб. Здесь говорилось, между прочим, о нормах продовольствия, и я в данном случае был немного удивлен тому взгляду на эти нормы, которые проводил министр земледелия. Он, между прочим, сказал следующее: гг., я, мол, пришел к выводу, что считаться с нормами продовольствия нет никакого смысла, потому что, мол, данные дают, что те губернии, которые вывозят хлеб, сейчас они требуют себе этот хлеб. Но, гг., к этому вопросу так подходить нельзя. Я считаю, что всякая продовольственная политика может быть тогда целесообразна и тогда верна и тогда могут быть достигнуты результаты, когда у нас точно будет известна урожайность всех губерний Российской Империи. К сожалению, этого нет, а раз этого нет, тогда наивно было бы опираться на эти цифры. Я помню, что здесь даже приводились цифры - 7 пуд. на душу. И, конечно, если бы этот учет был уверен, то с населения, в котором приходится 7 пуд. на душу, ничего взыскивать нельзя. Имейте в виду, что ведь крестьянин не только ест сам хлеб, он вынужден употреблять часть хлеба на подкормку скота, а сейчас, когда скот очень дорог, он сплошь и рядом готов отказать себе в куске хлеба, но, соблазняясь ценой на живое мясо, подкармливает скот. (Голоса: верно; правильно.) Само собой разумеется, раз несовершенен тот аппарат, который дает сведения об урожае - а имейте в виду, он и раньше был несовершенен, - то, конечно, к сожалению, на том, на чем надо было бы строить выводы, мы в этот ужасный для нас год строить не можем.

В обыкновенное мирное время между губерниями происходит постоянный обмен продуктов. Между прочим, что же было сделано в этом отношении? Все эти губернии были совершенно обособлены, превращены как бы в отдельные маленькие государства, чуть-чуть не были учреждены таможни. Результаты этого совершенно ясны: прежде всего ужасное взвинчивание цен - и это само собою разумеется. Допустим, в Курской губ. есть известный продукт, в соседней его нет, и вот лицо, желающее вывезти из Курской губ. какой-нибудь продукт по железной дороге, вывезти его не может; значит, оно должно каким-нибудь тайным, секретным путем, наняв подводу, может быть ночью, переехать эту странную границу губернии и перевезти продукты в соседнюю губернию. Конечно, это очень дорого и рискованно. Вот вам, гг., и начало мародерства. При таком положении, конечно, недалеки и начала взяточничества, потому что многие лица, заинтересованные в вывозе из одной губернии продукта в другую, не остановятся перед преподнесением взятки. И вот, гг., я думаю, что сразу раскрепостить эти губернии, разумеется, едва ли представляется возможным после заведенного уже порядка, потому что если бы одна губерния рискнула себя в этом отношении раскрепостить, то, очевидно, что все продукты ушли бы от нее в соседние губернии. Я полагаю, гг., что мы должны дать все, что мы должны дать, но вслед за этим нужно подумать тому, кому надлежит, о том, чтобы раскрепощение это было сделано над всеми губерниями единовременно. Пускай тогда обыватель, когда он все даст, по крайней мере сумеет свободно распределить остатки своих продуктов. Нельзя, гг., обойти молчанием и тот порядок, который создался в крупных городах, в данном случае я разумею Москву и Петроград. Я далек от увлечений как действиями министров наших, к сожалению, так и действиями общественных управлений, так что на чем тут остановиться, я прямо-таки теряюсь. Я приблизительно месяц тому назад, проезжая Москву, на Большой Никитской улице зашел в продовольственную лавку городского общественного управления, 22. И вот в этой лавке городского общественного управления я увидел четырех служащих и полное отсутствие продуктов. В конце концов я спросил: что же, наконец, у вас есть? Мне ответили: селедки. При этом я натолкнулся на рабочего, который справедливо негодовал по отношению к четырем служащим, сидящим и ничего не делающим, и говорил: гг., как же вам не стыдно, хотя бы вывеску эту сняли. Вот вам пример Московского городского общественного управления в лавке 22. Повторяю то, что сам видел и наблюдал. Возьмем Петроград. Разве это не возмутительно сейчас, что в Петрограде нет черного хлеба, ведь это, безусловно, возмутительно. Возмутительно почему? Не потому, что его нет: если бы население знало и чувствовало, что ему не дают его потому, что его нет, то оно, может быть, более хладнокровно сносило бы это. Но, гг., вы пойдите по магазинам, взгляните на витрины, и везде вы увидите предметы роскоши. Взгляните на витрины гастрономических магазинов: все там есть, откуда-то подвозится, подвозится постоянно, а тут же рядом черного хлеба нет. Само собою разумеется, это не может не раздражать обывателя. И вот надо бы, гг., прекратить это безобразие, прекратить это - непростительную в военное время роскошь, прямо воспретить подвоз новых предметов роскоши, подвоз предметов роскошного продовольствия, но прежде всего надо настаивать, чтобы хлеб был, черный хлеб. Если надо идти на известные жертвы, то надо на них пойти. Гг., мне кажется, являются два вопроса, которые должны себе поставить господа, заведующие этой частью, кто, я не могу сказать, потому что толком не знаю: в Москве заведует продовольствием, очевидно, Министерство внутренних дел, в Петрограде заведует продовольствием, очевидно, Министерство земледелия, ну, одним словом, я не знаю, кто заведует точно, но тот, кто, наконец, заведует, тот должен себе поставить следующий вопрос. Нужно выяснить, что это - случайное недоразумение сейчас с продовольствием в Петрограде, что нет хлеба черного, или это не случайное недоразумение? Если случайное, то, конечно, его надо претерпеть, если же не случайное, то надо подумать, как быть дальше. Дни идут, весна приближается, подвоза усиленного продуктов мы не ожидаем, и, следовательно, надо себе поставить задачу, что в таком случае делать. И, мне кажется, в первую голову в том случае, если бы пришли к заключению, что это зло неизбежное, что хлеба действительно нет, то надо подумать о разгружении столицы от праздного населения. Имейте в виду, сколько в Петрограде и Москве праздного населения, совершенно не связанного ничем деловым с Петроградом, и, между прочим, оно является крупным потребителем всех продуктов. Вот это праздное население, а в исключительных случаях, может быть, и непраздное население - действительно нечем жить и нет хлеба - надо удалить из столицы. (Аджемов: поездов нет.) Под видом непраздного населения я подразумеваю и учащуюся молодежь, которая в крайнем случае с большим трудом, но могла быть отпущена, допустим, не позднее того же светлого праздника. Я слышал замечание "поездов нет". Правильно. Почему нет? Может быть, потому, что угля нет. И это верно, и с этим бороться надо, и с этим обязаны бороться. И тут маленький способ борьбы есть. Я не могу вам осветить всего вопроса, но я освещаю, поскольку я его понимаю и поскольку он мне представляется ясным. Сейчас вы согласились, что топлива нет, а в то же время что мы наблюдаем в Петрограде? Освещение не сокращено в Петрограде, безусловно, местами можно бы фонарики жечь более экономно, допустим, через один; торговля вечерняя, да теми же предметами роскоши, разве она сокращена? Можно бы часика на два вечернюю торговлю сократить, я думаю, что обыватели к этому привыкли бы, и приобретали бы свои продукты тогда, когда можно, и помирились бы с тем, что вечерняя торговля часика на два сокращена. Далее, театральные представления, кинематографы ведь можно бы часика на два сократить, и это бы дало большую экономию топлива, а топлива у нас нет, и нужно его экономить в каждом его куске угля.

Я, гг., оканчиваю свои мысли тем, что мне кажется необходимым, чтобы были немедленно согласованы действия тех министров, которые близко связаны с продовольственным делом, т.е. министра внутренних дел, министра земледелия, министра путей сообщения и министра военного. Этого мы уже вправе не просить, а требовать. Нельзя, гг., чтобы хлеб требовался, хлеб дают, а его не везут и, может быть, весною будут гноить. Нельзя требовать, чтобы скот давался, и скот дают, и тут я уже не говорю, может быть, и скот погибает, скот гибнет от голода, а его не берут. И вот если бы нам удалось без всяких особых политических, что ли, вздорных тем настоять на том, чтобы министерство взялось за свою прямую работу, работу производительную, действительно работу этого момента, то тогда, конечно, мы обязаны идти к нему навстречу и оказать всевозможную поддержку, дабы армия наша была всегда накормлена и дабы все наши большие и мелкие города, работающие тоже на оборону, своевременно удовлетворялись насущными предметами необходимости. (Рукоплескания справа.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Симонов.

СИМОНОВ (Воронежская губ.). Гг. члены Государственной Думы. В то время, когда мы здесь, в Государственной Думе, обсуждаем этот вопрос, в свободные от общих заседаний Государственной Думы дни идет обсуждение продовольственного вопроса в заседаниях соединенных комиссий: сельскохозяйственной и военно-морской. В этих заседаниях нам даны цифры, освещено положение нашего продовольственного дела, и мы здесь должны сказать, что стоим перед таким острым ответственным моментом, когда вся Государственная Дума должна объединиться в одном и сказать стране: гг., дайте хлеба, кто только может, сколько может и даже больше того, что он может. Это нужно для армии, это нужно для победы, это нужно для того, чтобы выиграть борьбу с врагом, с тем кровожадным врагом, для которого нет никаких законов человеческой правды. И, гг., относительно будущего урожая идет обсуждение в соединенном заседании военно-морской и сельскохозяйственной комиссий. Все мы объединены одною мыслью - помочь нашему сельскому хозяйству, поддержать честь и мощь России, дать хлеб, устроить в будущем таким образом, чтобы все нивы были засеяны, чтобы не было призрака голода. В этом отношении будем объединены одним - что уже в достаточной мере здесь выяснилось - одним лозунгом: "Берегите сельское хозяйство". (Голоса: правильно.) Это лозунг, который вы должны здесь сказать, вы должны его признать, и в этом отношении правительство должно принять все меры. Я, гг., далек от того беспокойства, которое здесь высказал пред вами министр земледелия, что деревня не понимает момента. Я, гг., был в деревне, чувствую и знаю, что деревня этот момент понимает. Она понимает, что разверстка, которая сделана в настоящее время, есть хлебная повинность, и эту повинность деревня исполнит. Но, гг., беспокойство министра должно быть в другой области, он должен беспокоиться тем, что у нас дезорганизованность власти, нет единения власти, что у нас непонимание военными властями того, что фронт и тыл должны быть объединены. Вот где должно быть беспокойство министра, потому что он не может провести даже тех мер, которыми он сейчас занят, потому что в этом отношении он не может встретить всегда поддержки. Вот, где должно быть беспокойство, и это мы откровенно и прямо здесь заявляем. Я спрошу, что же может министр земледелия осуществить основные принципы, которые только одни и могут быть применены там, где все продовольствие страны сосредоточивается на правительственной власти, - это единство закупок, единство распределения. Ничего подобного на местах нет, этого единства закупок, единства распределения нет, и он с этим справиться не может, потому что всюду и везде уполномоченные не защищены от того, что к ним не явится уполномоченный от других каких-либо властей, снабженных полными полномочиями, и уполномоченный ведомства земледелия должен будет ему дать и выпустить хлеб по предписанию других властей, а не министра земледелия. Я укажу, что в настоящее время самая большая опасность - это перевозка хлеба. Вот где корень всего. У нас по многим губерниям - я знаю по своей Воронежской губ., - у нас станции железных дорог, проходящих по Воронежской губ., забиты хлебом, а вагонов нет. И вот, гг., политика министра путей сообщения такова: вагоны есть там, где хлеба нет, и вагонов нет там, где есть хлеб на станциях железных дорог. (Голос справа: это верно.) И, гг., мало этого. Я еще скажу, отчего положение чрезвычайно тяжело. Может ли министр земледелия быть уверенным в том, что со стороны военных властей он встретит поддержку при проведении тех своих мероприятий, которые целиком идут на пользу хозяйственности, на пользу сельского населения. И в этом отношении среди военных властей мы в течение двух лет добиваемся сознания того, что интересы фронта и тыла - это одно и то же. Надо понять это, и до тех пор, пока военные власти не поймут, что только тылом держится фронт, что они обязаны проявить ту же хозяйственность, высокую хозяйственность в сношениях с населением в том, чтобы то, что они требуют у населения, чтобы все это было у них проведено хозяйственным образом и в полном единении с Министерством земледелия, до тех пор, повторяю, пока не изменится система управления, мы будем барахтаться в этом вопросе, но я сомневаюсь, чтобы министр земледелия при всем своем желании мог бы добиться полного в этом отношении порядка.

На хозяйственности строится действительно мощь государства. У нас, в России, все были уверены в том, что Россия необъятна, в том, что мы можем прожить, не думая об экономии, не думая о том, чтобы хозяйственно все дело вести. Настал момент, гг., когда мы говорим об этом продовольственном вопросе. Нужно подчеркнуть это потому, что Россия, сельская Россия эту хозяйственность знает. А вот здесь ее не было и сейчас нет. Она должна быть, потому что у нас ни с каким вопросом продовольственным и прочими вы без хозяйственности не справитесь. И население наше продолжает еще трудиться. Я был в те моменты, когда метель и хляби небесные разверзлись и наш железнодорожный транспорт остановился, застрял. И что же? Население безропотно шло выручать застрявшие вагоны, выручать застрявшие в пути поезда. Женщины, подростки, старики - все шли безропотно, вооруженные лопатами, и отрывали эти вагоны. Гг., это великая заслуга нашего трудолюбивого крестьянина. В этом отношении, гг., мы и правительство должны признать, что в настоящее время каждая хотя бы незначительная работа с лопатой в руках, с тяпкой во время полевых работ, с косой, плугом и подводой идет на оборону, что этот работающий человек достоин уважения и приносит на алтарь отечества все, так же как и тот солдат, который грудью в окопах спасает отечество. (Рукоплескания слева и в центре; голоса: правильно.) Гг., я верю в эту работу и за эту работу шлю отсюда низкий свой поклон и горячее спасибо трудящейся России. Гг., с нашим народом, который любит землю, доколе эта любовь к земле будет, а она присуща русскому народу, мы будем продолжать сеять хлеб; создайте только условия, создайте только правовые условия и помните, что этот человек - такой же гражданин своего отечества, как и сидящие на верхах; помогайте им, и тогда Россия будет спасена. Я верю в русского пахаря и верю в то, что он поведет Россию к будущему урожаю и к славе нашей родины. (Рукоплескания слева, в центре и на отдельных местах справа.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ М.В.Родзянко. Заседание продолжается. Не угодно ли выслушать заявление о запросе, внесенное в спешном порядке.

Секретарь Государственной Думы. Заявление (N 244) об обращении к председателю Совета Министров и министрам военному и морскому, в порядке ст.33-й Учр. Гос. Дум., с запросом по поводу прекращения работ на Путиловском и Ижорском заводах.

"За последние дни среди рабочих Путиловского завода распространился слух о возможном сокращении производства и частичного расчета рабочих в связи с недостатком топлива и сырья. Это обстоятельство при царящей продовольственной разрухе и мизерном заработке подавляющей массы рабочих создало тревожное настроение. В субботу, 18 февраля сего года, рабочие лафетно-штамповочной мастерской неожиданно для остальных рабочих предъявили требования об увеличении заработка на 50%. Директор ответил категорическим отказом. Рабочие, не покидая мастерской, прекратили работы. В понедельник, 20 февраля, к директору явились вместе с делегатами лафетно-штамповочной делегаты других мастерских, вмешавшиеся в целях мирной ликвидации конфликта. К тому времени администрация обещала прибавку в 20%. Рабочим лафетно-штамповочной мастерской было объявлено: так как они не приступают к работам, то с утра 21 февраля будут считаться рассчитанными. На заявление рабочих о том, что они могут приступить к работам с понедельника с обеда, было указано, что все равно они считаются уже рассчитанными и администрация считает нужным избавиться от нежелательного элемента. Утром 21 февраля лафетно-штамповочная мастерская была закрыта, и рабочие к работам допущены не были. Прекратили работу тогда и некоторые другие мастерские. Вечером с разрешения директора завода по мастерским происходили собрания, на которых обсуждалось создавшееся положение. А утром 22 февраля было объявлено о закрытии всего завода на неопределенное время. Несколько дней тому назад закрыт при аналогичных обстоятельствах в Колпине Ижорский завод Морского Министерства, а 22 февраля внезапно вывешено объявление о расчете с 24 февраля рабочих трубной, сталеплавильной, сталепрокатной, бронезакалочных и бронепрокатной мастерских.

Ввиду вышеизложенного нижеподписавшиеся предлагают Государственной Думе обратиться в порядке ст.33-й Учр. Гос. Дум. к председателю Совета Министров, военному и морскому министрам с запросом: 1) известны ли им вышеизложенные обстоятельства и мероприятия подведомственных им чинов и 2) что намерены они предпринять для восстановления нормальных условий производства на заводах и обеспечения нескольких десятков тысяч рабочих, выброшенных на улицу.

Настоящий запрос просим признать спешным".

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Авторы настоящего заявления о запросе предлагают признать его спешным. Спешность по Наказу разрешается после выслушания двух речей за и двух против. Кому угодно высказаться по поводу спешности? Желающих говорить нет. Объявляю прения законченными. Ставлю на голосование вопрос о спешности. Угодно ли признать данное заявление спешным? (Баллотировка.) Спешность принята. Член Государственной Думы Скобелев.

СКОБЕЛЕВ (русское население Закавказья). Гг. члены Государственной Думы. Страна с катастрофической быстротой стремится навстречу каким-то грозным событиям. Мысль не успевает за действительностью. Мы сегодня лишь утром внесли запрос о том, что творится на двух грандиозных заводах, на Путиловском и на Ижорском, а теперь, когда выходим на кафедру, приходится говорить о более грозных событиях, имеющих место не только на территории заводов, но и на рабочих улицах и даже уже в центре города. Что же происходит на улице? Эти несчастные полуголодные дети и их матери, жены, хозяйки, в течение более двух лет безропотно, смиренно стоявшие у дверей лавок и ждавшие хлеба, наконец вышли из терпения и, может быть, беспомощно и еще безнадежно вышли мирно на улицу, и еще безнадежно взывают: хлеба и хлеба. А за ними вслед их мужья, рабочие, которые за последнее время, идя рано утром на завод, не могут запастись несчастной крохой хлеба для того, чтобы уже на территории завода закусить, они вышли на улицу и беспомощно, может быть, еще, скажу я, ищут ключа для разрешения этого вопроса и всех проклятых вопросов вообще. Они ищут ключа и беспомощно хватаются за ключ трамвайного мотора для того, чтобы остановить движение и сказать вам: дайте хлеба или мы не отдадим ключа. Гг., о непосредственной теме нашего запроса. Г.министр земледелия, наш продовольственный диктатор, накануне обсуждения вопроса, вновь появившегося здесь, лишь только заслышал, что речь будет идти о закрытии двух заводов, моментально встал и ушел. Он, очевидно, не подозревает, что события на этих заводах касаются его в первую очередь; он думал, очевидно, что это по ведомству Министерства торговли и промышленности. Гг., ведь закрытие этих двух заводов непосредственно связано с вопросом, который мы здесь обсуждаем, и более всего и прежде всего касается власти в лице министра земледелия, ведающего продовольствием. Ведь вот, может быть, в ответ на наш запрос вновь придет правительство и скажет: оно вынуждено было закрыть заводы, потому что рабочие предъявили ему невероятные экономические требования, что рабочие ведут себя беспокойно и им, во имя государственных интересов, не остается ничего другого, как закрыть эти заводы, - и отсюда еще раз, может быть, пошлет в спину рабочим упрек в их измене и предательстве армии. Гг., в то время как здесь говорят, что каждый час, каждая минута дорога как раз именно на этих заводах, неужели могла бы серьезная власть разговаривать о нескольких рублях в час, для того чтобы дать возможность рабочим действительно существовать? И лишь только сознательно желая затягивать забастовку, можно вести себя так, как ведет себя наша заводская администрация в лице военных властей на этих заводах. Скажу больше: в душе они, может быть, даже рады стихийной экономической стачке, ибо нужно же признаться, что в то время, как у рабочих нет хлеба, у заводской администрации не хватает ни топлива, ни сырья. И это не только на этих двух заводах. Нам сегодня член Думы Шингарев здесь оглашал невероятное объявление "Саратовского листка" от заводоуправления Тульского оружейного завода. В pendant к этому в моем распоряжении имеется письмо от другой стороны, именно от рабочих, и вот это сообщение раскрывает все, вернее, объясняет это невероятное объявление, которое здесь нам оглашали. "Спешим вам сообщить, уважаемые товарищи, - сообщают нам, - факты желудочно-стихийной стачки в Тульском оружейном заводе. 1 февраля с утра началось брожение в оружейном старом заводе, уже к обеду во всех мастерских стали обсуждать хлебный вопрос и затем уже после обеда во всех мастерских бросили работу. Требовали хлеба и прибавки жалованья ввиду вздорожания продуктов. Начальство, предвидя это заранее, совершенно не хотело ничего предпринимать, а лишь больше подливало в огонь масло. Сегодня нет одного продукта, завтра другого и т.д. и т.д." Гг., разве только в этой промышленности, разве только на рабочих улицах? Вы все, наверное, имеете в своем распоряжении записку экономического отдела союза городов, если вы начнете перелистывать ее, вот вам целый ряд губерний вместо 1800 вагонов, обеспеченных по наряду, всего лишь получающих 200 вагонов. Вот вам губернии, которые должны за два месяца получить 1800 вагонов, лишь получают 300 вагонов за это время. А гг., застывающие мельницы центральных мукомольных районов в Нижнем, Самаре, Саратове, Царицыне, - а в других промышленных центрах и городах разве не те же хвосты и назревающие грозные события. Ведь вот, напр., в Иваново-Вознесенске, крупном промышленном центре, сообщается: запасов торговли у города никаких, население живет припасенными на дому небольшими запасами, городское управление со дня на день ждет шествия рабочих к управе с требованием хлеба, как в прошлом году, а вы знаете, что в прошлом году такое шествие закончилось грандиозным кровопролитием. Гг., очень многим из вас, наверное, известна телеграмма председателя Рязанской губернской земской управы: "обрекают население, - говорит он, - на голод, и мы считаем своим патриотическим долгом, долгом совести сказать, доложить, что в такой напряженной атмосфере дальше работать не можем, что страх опасения пред надвигающимся голодом создает мучительно-тревожные настроения, угрожающие непоправимыми бедствиями, и надо вовремя предотвратить народные волнения, имевшие уже место в Рязанской губ.". О народных волнениях, как известно, доносит и Орловский губернатор. Из Калужской губ. доносится о чисто голодных эпидемиях. В Нижнегородской губ. в некоторых уездах есть уже цинга. Гг., и вот в такой момент где же государственный разум? Где же воля главы, управляющей своим народом? В такой момент приходит сюда министр земледелия, для чего? Лишь для того, чтобы щегольнуть своей способностью слишком уж очень свободно оперировать с фактами и цифрами. Гг., еще большая трагедия в том, что сознание мужей государственных слишком уж отстает от бытия. Ведь вот мы лишь только на днях добрались до сознания, что в государстве в данный момент нет ни одного вопроса, который не был бы вопросом чисто политическим. И вот это в тот момент, когда все почти вопросы должны быть разрешены как политические вопросы, и это после того, как в течение двух с половиной лет правительство на спине обывателей ежедневно доказывает, что оно делает политику, скверную политику, преступную политику; и это в то время, когда вы уходили отсюда, те, которые сегодня еще с трибуны вещали, что нет ничего сейчас в стране, кроме политики; эти самые в 1915 г. отсюда говорили, что во время войны всякая политика умолкает. Гг., мы дошли даже до того, что поняли, что продовольственный вопрос есть вопрос не только политический, но и социальный. Гг., это в то время, когда уже разумная, государственная власть должна была сделать все для того, чтобы не нарушить сцепления между отдельными классами, для того, чтобы борьба столкновения классов, антагонизм не разрушали еще не изжившие себя государственные формы. Гг., здесь во время обсуждения продовольственного вопроса слишком много говорили о столкновении социальных интересов. Нас, сидящих здесь слева, считают безнадежными доктринерами классовой борьбы, присяжными агитаторами социальной ненависти. Но должен вам сказать откровенно: мы в изумлении слушали ту смелость и ту настойчивость, с которой отсюда г.Риттих противопоставлял интересы деревни интересам города; скажу даже больше - возбуждал крестьян против горожан. Мне даже хотелось по горькому опыту напомнить ему о ст.129-й Угол. Улож., п.6, который грозит годом тюрьмы за возбуждение одной части населения против другой. А наш товарищ справа Василий Витальевич Шульгин очень ярко и образно демонстрировал социальный антагонизм. Очень многое хотелось бы сказать по этому поводу, но не время и не момент входить сейчас в то русло, в котором вы обсуждаете продовольственный вопрос. Но не могу не ответить на одно обстоятельство, которое затрагивал Василий Витальевич Шульгин. Вы помните, он в своей речи апеллировал преимущественно к нам и просил нас быть справедливыми и мерить аграриев хотя бы той же меркой, которой мы меряем рабочих и приказчиков. Гг., между аграриями и приказчиками есть одна разница: рабочие начинают бастовать в тот момент, когда их женам и детишкам не хватает их заработка на хлеб и молочишко, а гг. аграрии забастовали лишь в тот момент, когда им начало казаться, что бумажники гг. московских ситцевых купцов и шрапнельных фабрикантов набиваются в большей степени, чем их собственные. Гг., речь члена Думы Шульгина была очень образна, я бы сказал, очень красива, но зачем же все-таки ему, члену Думы Шульгину, именно ему, который еще так недавно отсюда, с этой кафедры, клялся бороться с этим правительством до конца и не только за себя, но и за тех, которые должны работать у станков, зачем же нужно было ему так спешить для того, чтобы дать понять и правительству то, что так легко обойти блок с правого фланга, вооружившись лишь пачкой новых ассигнаций. Зачем надо было так спешить рядиться в тогу папы Римского и продавать индульгенцию. За что же? Что же, собственно, сделал г.Риттих? Организовал Россию, разрешил продовольственный вопрос, разрешил все другие проклятые вопросы, или думают, что Риттих все это может сделать? Гг., Риттих сделал очень скромно: он докончил лишь то, что было начато еще до него, он окончательно дискредитировал твердые цены, а дискредитирование твердых цен началось еще в момент возбуждения вопроса о твердых ценах в правительственных сферах. И в свое время скептики указывали, что если правительство в лице предводителя всероссийских аграриев, гр.Бобринского, так легко и спокойно сейчас идет на твердые цены, то это лишь только потому, что оно сделает все для того, чтобы в корне дискредитировать самую идею твердых цен. Когда здесь нам говорили, что были такие ясновидящие аграрии, которые в тот момент предвидели такую катастрофу и молчали, им можно поверить, ибо они, вероятно, точно так же не сомневались в том, что это правительство сделает все для того, чтобы демонстрировать на спине страны несостоятельность твердых цен. Гг., здесь теперь апеллируют к разверстке, которую предпринял г.Риттих. Можете быть уверены, что уже дискредитирована самая идея разверстки. Гг., вы знаете цифры, говорящие о том, сколько разверстали крестьянские волости по сравнению с тем, что нужно было министру. Гг., ждут от Риттиха спасения и просят его только несколько отмежеваться от Протопопова. Гг., дело не в Риттихе, дело не в Протопопове, а дело, если хотите, в этих скамьях (указывая на места правительства); ведь они дискредитировали не только твердые цены, они дискредитировали не только разверстку, - Боже упаси, если бы они согласились и стали осуществлять вашу продовольственную программу от 5 декабря даже в целом, они ничего не сумели бы сделать, как только дискредитировали бы эту вашу программу. Гг., они умеют дискредитировать даже то, что, казалось бы, с таким рвением защищают - идею Самодержавного Монарха, даже в глазах самых убежденных абсолютистов. Гг., сознательно или несознательно, явное или тайное, но это какое-то сообщество, поставившее своей целью ниспровержение существующего строя. (Голоса слева: правильно.) Гг., ведь это анархисты Его Величества. Гг., мы знаем уже давно, а вы к этому пришли только в ближайшие заседания, что интересами отдельных групп населения, разумеется, руководит классовый эгоизм. Да, мы скажем даже больше, что класс, стоящий в настоящую минуту у власти, всегда, под видом общенациональных интересов, стремится к достижению своих классовых эгоистических целей. Гг., те, кто находится в соответствующий исторический момент у власти, должны были бы по крайней мере быть на высоте разумения государственных вопросов этого момента. Гг., политика может быть либерально-буржуазная, политика может быть феодально-консервативная, но каждая политика обязана считаться с самыми элементарными требованиями логики и добросовестности; всякая политика должна быть, во-первых, политикой, а то, что мы видим, разве это политика, разве это даже курс? Ничего подобного, это какой-то хаос, какой-то Содом и Гоморра, какое-то извержение потока гниения и разложения...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Прошу вас, член Государственной Думы Скобелев, держаться ближе вопроса.

СКОБЕЛЕВ. Я думаю, что ближе подойти, чем я стараюсь, очень трудно к тому вопросу, который стоит сейчас. Гг., ведь по социальной своей природе эта власть - ваша власть, ваша власть, гг. аграрии; ваши интересы лежат в основе всех их начинаний; да, и это ваша Россия, Россия дворянского крепостнического благополучия, Россия бюрократического своеволия, ваша Россия предстала, как обнаженная, порочная женщина на процессе, который недавно вызвал такую сенсацию. (Шум.) Ведь вся Европа, весь мир чувствует брезгливое отношение к тому, что вы читали...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Скобелев, призываю вас к порядку за последнее выражение и прошу подобных выражений с кафедры Государственной Думы не допускать.

СКОБЕЛЕВ. Эта картина приводит в смущение даже самого Штюрмера, если вы читали его интервью в газетах. Но ведь именно ваша верховная власть действовала в этом злополучном, неизвестно в каком порядке назначенном...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Я покорнейше прошу вас, член Государственной Думы Скобелев, не употреблять подобных выражений, иначе я лишу вас слова.

СКОБЕЛЕВ. Для чего? Для разрешения продовольственного вопроса, для борьбы с мародерами и спекулянтами? Гг., присмотритесь к этим персонажам, которые мелькали на процессе. Это уже не анархисты, это уже шантажисты...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Скобелев, покорнейше прошу выбирать ваши выражения. (Шум.)

СКОБЕЛЕВ. Господа. Ведь вы же читали вместе со мной отчет об этом процессе. Ведь вот вы заметили такой эпизод (шум; звонок председателя)...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Прошу вас, член Государственной Думы Скобелев, вернуться к запросу.

СКОБЕЛЕВ. На вопрос защитника Карабчевского, чьим же именем, на основании чего действовал Манасевич-Мануйлов (шум), он решительно отвечает: я был приглашен к гофмейстеру Штюрмеру, на его квартиру, и мне лично им было сказано следующее: "Государь Император приказал произвести расследование по делу Ржевского, я поручаю вам это дело...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Скобелев, дело идет о запросе, а не о процессе Манасевича-Мануйлова. Еще раз призываю вас к порядку. Я буду принужден лишить вас слова, предупреждаю вас во второй раз.

СКОБЕЛЕВ. Но бывают исторические моменты, когда даже класс, стоящий у власти, с ужасом отворачивается от своих собственных носителей этой власти и разбивает свой собственный кумир. Мы знаем в истории случаи, когда власть, разложивши страну, окончательно заставляла голодать население, и возмущенное население жестоко покарало тех, кто морит голодом население. Но вы же в основном расходитесь с нами, вы считаете, что разрешение продовольственного вопроса, а с ним связанного, в частности, и рабочего вопроса, - вы считаете этот вопрос основным и связанным с политическим вопросом. Разрешение этого вопроса путем вмешательства широких масс вы отвергаете. Отвергают одни потому, что сами боитесь этих масс, а другие, быть может, потому лишь, что считают момент неподходящим, но тем большую ответственность вы берете на себя и тем больше вы обязываетесь. И вот, праотцы ваших друзей слева по блоку в свое время во Франции в таких случаях опрокидывали трон...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Скобелев, я лишаю вас слова. (Рукоплескания члену Государственной Думы Скобелеву крайней левой.) Член Государственной Думы Керенский.

КЕРЕНСКИЙ (Саратовская губ.). Гг. члены Государственной Думы. Я слишком волнуюсь в настоящий момент, чтобы подробно говорить о тех темах, которых следовало бы сегодня коснуться. В то время, когда здесь мы сейчас с вами спокойно обсуждаем запрос, нами внесенный, в это время на улицах тысячи голодных женщин и детей стоят и просят одного: дайте хлеба. Я думаю, гг. члены Государственной Думы, положение, которое мы переживаем, исключительное по своему трагизму, исключительное по своей тяжести. Ведь сбываются самые мрачные предвидения, которые нами владели еще в начале войны. Еще тогда мы говорили: гг., прежде, чем что-либо делать, нужно организовать страну, нужно создать аппарат власти, способной управлять европейским государством во время этой катастрофической войны, необходимо организовать население, нужно создать условия, при которых каждый самый последний человек в стране сознательно, как гражданин, относился бы к событиям и участвовал бы в том, чем болеет и что переживает государство. Мы тогда, гг., говорили вам о том, что необходимо этот вопрос поставить основным, вопрос о реорганизации власти, и вы помните - не для полемики я сейчас это говорю - вы помните, что нас называли тогда доктринерами и утопистами. А теперь? Теперь, гг. члены Государственной Думы, каждому из вас ясно, что то, что докатилось до Петербурга, в этой стихии голодающих женщин на улицах, ведь это уже крах, ведь это уже состояние, когда почти нельзя организовывать, почти нельзя управлять. Ведь масса, стихия, у которой единственным царем делается голод, у которых разум затмевается желанием погрызть корку черного хлеба, у которых вместо рассуждения является острая ненависть ко всему, что препятствует им быть сытыми, ведь с этой массой, с этой стихией рассуждать уже нельзя, она уже не поддается убеждению и словам. Вот сегодня здесь говорили о том, что мы должны обратиться с призывом к стране, чтобы страна дала хлеба. Но как вы обратитесь с призывом вот к этой массе рабочего петербургского люда, чтобы он молчаливо голодал? Как вы скажете, как вы подойдете к этому населению, которое недавно вы еще обвиняли в том, что оно хочет и идет против интересов государства, устраивая забастовки? Как вы подойдете к нему, гг.? Ведь вся задача, стоящая перед государством в настоящий момент, заключается именно в этом парадоксальном положении, скажу я: нужно заставить население сознательно голодать, нужно заставить людей, чтобы они поняли, что при известных условиях они не могут ничего иметь, кроме того, что они имеют. Но ведь для этого нужен разум, нужен рассудок, нужно, чтобы эти люди относились сознательно к событиям, нужно, чтобы они сами поняли, узнали, посмотрели и попробовали организовать у себя вот эту систему голодной жизни, эту необходимость голодать. И вот мы сегодня говорим о Петербурге, но передо мной выписка из газеты, которая говорит о том, что к 18 февраля в Москве готовится расчет 38000 рабочих. Сейчас уже там закрыто свыше десяти фабрик и готовятся к закрытию 46 больших фабричных учреждений. Вам уже говорил здесь и депутат Скобелев о том, что делается в других городах. Я не буду вступать в прения и спор и доказывать мои тезисы в отношении министра Риттиха. Но вот перед вами, гг., эта задача ставилась, этот вопрос был пред вами поставлен - противоположность интересов города и деревни. С этим лозунгом поехал министр по России, что нужно заставить поголодать этот город, который бросает бешеные деньги на кутежи, рестораны, кинематографы. И к вам подходили с этой детски наивной, нелепой конструкцией взаимоотношений экономических сил классовых и общественных организаций России. Вам противопоставляли город и деревню и звали вас заняться организацией помощи деревне, забывая о городе. Но ведь мы-то живем для городской культуры, ведь без города деревня не может ничего не только совершить, но приступить даже к делу, потому что город теперь является основной артерией государственного строительства и государственного творчества, и когда шел к вам человек с этим лозунгом, он город забыл, и теперь город вам отвечает, и отвечает не организованным требованием, не так, как ответил бы на это европейский город, политической кампанией, а он отвечает вам стихией голодающих масс. Я сегодня взял на себя обязанность передать вам, членам Государственной Думы, то, что мне вчера сказали те путиловские рабочие, которые у меня были. Они просили меня - это была депутация от рабочих, представлявших сливки Петербургского Путиловского завода. Они просили меня передать вам следующее: скажите вашим товарищам, членам Государственной Думы, что мы сделали все, чтобы этого закрытия завода вчера не последовало; мы сделали все, и, как говорил уже депутат Скобелев, они даже согласились вернуться на работу на старых условиях. Но в тот момент, когда таково было настроение руководящих рабочих масс завода, они прочитывают объявление о закрытии Путиловского завода и о том, что 36000 петербургского населения, самого обездоленного и голодающего, выбрасывается на улицу. Они прочли это тогда, гг., когда только что провели по всем мастерским ряд организованных собраний, где доказывали по тем или другим соображениям несвоевременность сегодня развивать это рабочее движение, и они просили меня вам передать. Я ответил им. Посмотрите на государство, посмотрите на то, что гибнет, и пойдите вместе с нами. Потребуйте немедленно через лиц, выбранных из этого собрания, от власти, чтобы с завтрашнего дня рабочее население и население столицы было привлечено, организовано к поставке продовольствия и кампании кормления города. Создайте в рабочих кварталах и в центре города обывательские комитеты, которые получили бы право распределять этот голодающий паек среди населения, и я утверждаю, гг., что когда вы позовете рабочих к организации, эту массу, она сделает все, что нужно будет сделать. Но вот этими методами, этой встречей артиллерийскими солдатами и жандармами вы не создадите государства, которое могло бы хоть один день сопротивляться организованному врагу. Вы это должны сейчас сделать, но вы молчите, вы не поднимаете вашего голоса, вы действенно не боретесь за то, чтобы власть безумная не губила государства, нам всем одинаково дорогого. И если вы говорите, что я сказал рабочим неверно, что у вас есть с ними общий язык, докажите это сегодня, и завтра потребуйте этого, обратитесь к власти с теми требованиями, которые я вам предлагаю. Гг., положение слишком серьезное. Я знаю, что многие лица, стоящие у власти и не делающие политической карьеры, и многие лица, высоко стоящие на ступенях военной администрации, они это понимают, они говорят: что вы думаете, разве мы сами не знаем, что с тем, что поднимается, с этим движением мы никакими штыками не справимся. Но, не справившись штыками, они в это же время, гг., не имеют мужества, не имеют сознания гражданского долга пойти и сказать: мы требуем, чтобы во имя той крови, которая проливается на фронте и за которую мы отвечаем, мы требуем, чтобы вы, власть, подчинились единогласно требованиям страны, и мы требуем, чтобы немедленно вы ушли с ваших мест. (Рукоплескания слева и в левой части центра; голоса: браво.) Когда же еще слова о том, что вы хотите спасти государство, когда еще эти слова могут и должны превратиться в дело, как не сейчас, когда появляется этот симптом, этот Невский проспект, который сейчас заполнен толпой из пригородов, разгоняемой солдатами в настоящий момент, когда я говорю с этой кафедры, - когда появляется этот симптом краха государственного организма. Будьте гражданами, встаньте на защиту того, что вы должны сберечь, потому что вы русские люди, - встаньте и скажите: мы требуем! И если этого не будет, я буду прав, когда говорил рабочим - между этими людьми и вами нет общего языка! Докажите, что он есть, тогда мы откажемся от наших слов! (Рукоплескания слева и в левой части центра.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Угодно Государственной Думе продлить заседание до окончания рассматриваемого вопроса? Остался один оратор. (Голоса: просим.) Член Государственной Думы Шингарев.

ШИНГАРЕВ (г. Петроград). Гг. члены Государственной думы. Запрос, который мы сейчас обсуждаем, вскрывает перед нами с ужасающей ясностью те результаты, к которым пришла наша государственная власть. Я считаю, что очень многое в том, что сейчас сказали предыдущие ораторы, и депутат Скобелев, и депутат Керенский, очень много горькой правды, но в последнем только я бы не согласился с Александром Федоровичем Керенским: общий язык у Государственной Думы в такие моменты со всем населением страны находится и нашелся. Когда Государственная Дума, гг., в августе 1915 г. потребовала ответственной власти, это был тот общий язык, который мог привести страну к иному, лучшему порядку. Не было бы тогда того безобразия и тех ужасов голодных бунтов, которые были. Когда Государственная Дума была за это распущена потом Горемыкиным, когда вновь она была собрана Штюрмером, когда Государственная Дума в ноябре прошлого года требовала опять-таки установления этой ответственной власти, это был общий язык населения. И вы выражали в данном случае волю всей страны. Безумная власть этому общему языку не внимала. Что происходит в настоящий момент? Гг., это не первый случай. Еще в декабре в Петрограде была забастовка в экспедиции заготовления государственных бумаг. Странная забастовка. Целыми толпами приходили ко мне рабочие в течение нескольких дней - и женщины, и взрослые мужчины, и пожилые, жаловались: понять ничего не можем. Жить нам стало трудно. Все вздорожало. Вот в одной из мастерских предъявили требование. Не было никаких эксцессов. Говорят, на Путиловском заводе были эксцессы, мастера побили там, вывезли, что ли, его на тачке, я не знаю, но в той забастовке не было никаких эксцессов. Чисто экономические требования. В одной из мастерских 8000 рабочих говорят: трудно, хлеба не достанешь, масла, хлеба нет, платья не купишь. И что же сделали? Выгнали всех и приостановили работу. Перед экспедицией огромная толпа народа, вмешались городовые, многие женщины стали плакать, заявили, что всех рассчитывают; в толпе полное смятение, рыдания. Говорят: мы хотим работать, прибавьте нам содержания. Я говорил с товарищем министра финансов, с министром, десятки раз к ним приставал, никакого толка из этого не вышло. В этой толпе, которая хотела пойти работать, стояли городовые и говорили: ничего не понимаем, какая забастовка? Бабы ревут, хотят работать, их не пускают. Та же картина повторилась и на заводе военно-санитарных врачебных заготовлений. Члену Государственной Думы Милюкову прислано такое же сообщение: опять просьба - прибавьте плату, очень дорого стало жить. Взамен этого - расчет целой категории рабочих, несколько сот человек, всем им расчет, и их не пускают работать. Гг., я понимаю, что когда власть так глуха к простому естественному голосу рабочего человека, к указанию на то, что нет возможности жить, получая данное содержание, когда вместо этого они увеличивают и расширяют забастовку, то как же можно ждать, что эта голодная, расстроенная, взволнованная, возмущенная толпа не сделает того или другого эксцесса? Но вина в этих эксцессах не на них, а на тех, которые либо не ведают, что творят, либо заведомо творят губительное для государства дело. Вы помните, гг., - а может быть, не знаете этого факта, - как в Москве в январе месяце, 9 января - заметьте, какой день был выбран, - прошла процессия, человек сто-полтораста, с красным флагом, на котором было написано: долой войну, да здравствует мир. Толпа была из подростков, частью хулиганов, прошла шесть с лишком верст. Ни один городовой ее не остановил, и когда толпа дошла почти до городской управы, то какой-то офицер бросился на этих знаменосцев и сказал: что вы тут безобразничаете? Они разбежались, да еще говорили, что будто бы офицер их ударил, а некоторые в толпе рассказывали: за тридцать копеек наняли, да еще дерутся. Гг., как вы думаете, кто мог сорганизовать такую гнусность? 9 января беспрепятственно от Тверской заставы в Москве до Воскресенской площади прошла толпа в 100 чел. На что рассчитывали эти люди, и кто их пустил, и почему никого из них не тронули? Когда я этот вопрос задал военному министру: известно ли вашему высокопревосходительству это возмутительное безобразие, он сказал: мне это совершенно неизвестно до сих пор. Гг., я по продовольственному вопросу сегодня много говорил о политике министра земледелия, о том, что им сделано и что им не сделано, и указывал на то, как часто власть безумствовала. Сейчас трудно с хлебом не потому, чтобы в стране не было хлеба, а потому, что он неправильно распределен и не подвезен в городские центры, и не потому, что в данный момент расстройство транспорта, а потому, что не сделано в обычное спокойное, нормальное время, когда можно было, определенных запасов и что не подготовились к тому времени, когда транспорт расстроен; не сделано ни нивелировки потребления, не введена карточная система, а в будущем еще более грозное положение. Мы толкуем о недосеве, что нужно во что бы то ни стало засеять поля. А что сделала эта безумная власть? В Саратовской губ. она в порядке 87-й статьи провела закон о ликвидации немецкого засилья. В Самарской и Саратовской губ. 600000 дес. с лишком земли останутся все незасеянными; расстроены хозяйства, те хозяйства, которые изготовляют веялки, сеялки, ткут массу полотна, в тот момент, когда каждый пуд зерна дорог, - это, гг., несколько десятков миллионов пудов. Это предложение было в нашей комиссии по борьбе с немецким засильем. Когда местный депутат Масленников разъяснил, что это такое и каким крахом это грозит для всей губернии, наша комиссия отвергла эту безумную меру - она проведена по 87-й статье. Когда депутат Масленников поехал к председателю Совета Министров и стал говорить: послушайте, что вы сделали, это один ужас: есть уезды, где половина всей земли останется незасеянной, что мы будем делать, - председатель Совета Министров, теперешний, ему сказал: да, кажется, мы не подумали. (Родичев: нет, слишком подумали.) Вот, гг., при таком положении вопрос продовольствия страны, и армии, и городов становится чрезвычайно острым, и в каждую минуту вы можете ждать вот тех осложнений, которые здесь, по несчастью, случились. Стихия, гг., ужасна, стихией управлять нельзя, но разум государственный должен управлять государством так, чтобы стихия не вырывалась, чтобы ее отдельные единицы были созидателями, а не разрушителями. Возьмите вы Москву и Петроград. Здесь кто заведует продовольственным делом? Говорят, хотят рабочие идти к городской управе. Да при чем тут городская управа? У нас заведовал продовольствием градоначальник Оболенский, потом градоначальник Балк, сегодня, говорят, назначен какой-то Вейс к нам уполномоченным по продовольствию. Ведь постановление города о том, чтобы организовать продовольственные комитеты, чтобы привлечь на местах население к распределению хлеба, чтобы само население помогало правильному распределению хлеба, - это постановление городского самоуправления опротестовано петроградским градоначальником. Что же город может сделать? Город закупает муку, везет, а ее по дороге реквизируют; город закупает мясо, масло, но это реквизируют, вагонов не пропускают. При чем тут город и как он может справиться с этой ужасной бедой? Администрация взяла на свою ответственность, и вот вам результаты - это бессмысленное и безумное расстройство продовольственного дела. Я считаю, что мы не только должны принять этот вопрос, но мы по поводу запроса действительно должны потребовать от власти наконец, чтобы она или сумела справиться с делом, или убиралась вон из государства. (Бурные и продолжительные рукоплескания слева и в центре.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Объявляю прения законченными. Переходим к голосованию. Ставлю на голосование, угодно ли Государственной Думе принять запрос в редакции, изложенной подписавшимися? (Баллотировка.) Принято единогласно. Затем внесена формула перехода к очередным делам. Член Государственной Думы Милюков.

МИЛЮКОВ (г. Петроград). Честь имею предложить Государственной Думе следующую формулу перехода к очередным делам: "Признавая необходимым: 1) чтобы правительство немедленно приняло меры для обеспечения продовольствием населения столицы так же, как и других городов; 2) чтобы, в частности, были немедленно удовлетворены продовольствием рабочие заводов, работающих на оборону; 3) чтобы для распределения продовольствия были теперь же широко привлечены городские самоуправления и общественные элементы и организованы продовольственные комитеты, - Государственная Дума переходит к очередным делам".

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вторая формула. Член Государственной Думы Керенский.

КЕРЕНСКИЙ (Саратовская губ.). Господа. Я имею формулу перехода к очередным делам (шум слева)...

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Покорнейше прошу члена Государственной Думы Янушкевича не нарушать порядка.

КЕРЕНСКИЙ. ...которая в двух остальных пунктах совпадает с оглашенной депутатом Милюковым - приблизительно, я не буду настаивать на деталях редакции; и я предложил бы, если, может быть, согласится автор первой формулы, принять следующий пункт нашей: "признавая, что все уволенные рабочие Путиловского завода должны быть приняты обратно и деятельность завода немедленно восстановлена". (Голоса справа: это не касается; Скобелев: и Ижорского.) Да, и Ижорского, виноват.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Милюков.

МИЛЮКОВ (г. Петроград). От имени моей фракции я ничего не возражаю против принятия этого пункта, прочтенного Александром Федоровичем, но формула, мной прочтенная, внесена не только от имени нашей фракции, но также и других фракций, представленных в блоке; таким образом, их согласия я не могу высказать сейчас с этой кафедры. (Шум.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Покорнейше прошу не говорить и успокоиться. Голосованию подлежит формула перехода к очередным делам, внесенная членом Государственной Думы Милюковым. Член Государственной Думы Керенский вносит поправку или дополнение. (Голоса: дополнение.) Угодно голосовать? (Голоса: сначала дополнение.) Позвольте председательствовать председателю Государственной Думы и с мест не говорить. Член Государственной Думы Киндяков, прошу вас успокоиться. Голосованию подлежит сначала поправка, внесенная членом Государственной Думы Керенским, а затем формула. Кому угодно высказаться по поправке? Член Государственной Думы Шульгин.

ШУЛЬГИН (Волынская губ.). Гг. члены Государственной Думы. Поправка, внесенная Александром Федоровичем Керенским, на мой взгляд, не может быть принятой Государственной Думой. (Скобелев: a-a.) Да, и по простой причине: никакого представления о том, какие рабочие, за что и почему уволены с Путиловского завода, ни я лично и, я думаю, никто из вас не имеем; при таких условиях вмешиваться в жизнь Путиловского завода, который руководится, как известно, к тому же военными властями и к тому же генералом, к которому я лично питаю доверие, я считаю невозможным; поэтому я лично буду голосовать против поправки.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Скобелев.

СКОБЕЛЕВ (русское население Закавказья). Мы, конечно, всецело присоединяемся к поправке, предложенной Александром Федоровичем Керенским, и в свою очередь хотели внести еще одну поправку, к которой присоединяется Александр Федорович Керенский - от имени трудовой группы. Говорится о рабочих предприятий, работающих на оборону; мы хотели по крайней мере выяснить, что же будет с рабочими предприятий, не работающих на оборону, и есть ли таковые, и где границы. (Аджемов: это не по мотивам.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Аджемов, прошу с места не говорить.

СКОБЕЛЕВ. Мы бы хотели, чтобы в этом смысле, если вы хотите предпочесть рабочих другим классам населения, сказать о всех рабочих и о всех трудящихся, ибо мы эту точку разделяем. Накормить надо прежде всего тех, от кого требуется более физических сил, а мы можем и подождать несколько следующей партии хлеба.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Милюков.

МИЛЮКОВ (г. Петроград). По желанию, только что выраженному здесь, отвечает первая фраза формулы, выраженная нами. Там говорится обо всем населении, в частности же выделяются рабочие, работающие на оборону, потому что сейчас речь идет конкретно именно о них.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Прения объявляю прекращенными. Переходим к голосованию. Формула члена Государственной Думы Милюкова усвоена? И поправка усвоена? Ставлю на голосование поправку члена Государственной Думы Керенского. (Баллотировка.) За поправку - 117, против - 111. Поправка принята.