ПРЕДСЕДАТЕЛЬ Н.В.Некрасов. Член Государственной Думы Кузьмин.

КУЗЬМИН (Рязанская губ.). Гг. члены Государственной Думы. [...]
17 февраля мы перешли уже к обсуждению самого продовольственного вопроса, и вот, к сожалению, как это часто у нас бывает, именно тогда, когда мы перешли к этому чисто деловому вопросу, у нас опять-таки все время вкрапливались вопросы политические и как бы затуманивали всю мощную фигуру продовольственного вопроса, вопроса, который, как я уже говорил, не терпел ни одного дня промедления. Так у нас все время и шло. Затем мы видели, что к этому вопросу мы не могли подойти, и все время опять-таки продолжали вкрапливать в него нашу политику. Но самое тяжелое впечатление лично на меня произвело то, что во время этих прений мы занимались, так сказать, не работой созидательной, а работой, я бы сказал, разрушительной - повторяю слово "разрушительной" в силу того, что при обсуждении вопроса мы все время противопоставляли сельское население городскому населению, лиц либеральных профессий земельным собственникам; мы стали высчитывать, кому какая постановка вопроса выгоднее, на кого большая тягота ляжет при том или другом разрешении этого вопроса. И вот в этом расслоении, в этом стремлении как бы породить рознь между отдельными слоями единой мощи России я, несомненно, гг., вижу работу не созидательную, как я сказал, а работу разрушительную. И в то время, когда вся единая, нераздельная, мощная Россия в своем великом патриотическом порыве сплотилась, мы здесь занимаемся как бы расслоением этого единого мощного ядра. И, к сожалению, гг. члены Государственной Думы, мы являемся свидетелями такой разрушительной работы не впервые. По аналогии я не могу не припомнить тут же, что когда мы обсуждали законопроект о равноправии крестьян, то тоже раздавались голоса, которые говорили о том, что наши крестьяне, возвратясь с победоносной войны, потребуют себе за это вознаграждение. И тогда, с этой же трибуны, я тоже горячо протестовал против этих голосов. Я в них видел нарекание, я в них видел клевету на все крестьянство, ибо я не могу допустить мысли, чтобы крестьяне потребовали себе какой-нибудь материальной платы за ту беспредельную услугу, когда мы кладем нашу жизнь за родину, за ту услугу, которая не может быть оплачена никакими материальными выгодами. Я говорил тогда, что вся пролитая кровь на поле брани равно благородна и было бы кощунственно перед памятью павших борцов высчитывать, чьей крови в этих потоках больше - дворянской, крестьянской, мещанской, купеческой или других сословий. Так вот, гг. члены Государственной Думы, я прежде всего высказываю пожелание о том, чтобы и при дальнейшем обсуждении настоящего вопроса, особенно в этот исключительный, величайший исторический момент, которого мы являемся свидетелями, не было бы таких приемов, не было бы таких расслоений. Вся Государственная Дума должна быть выразительницей мысли единого мощного народа. Переходя, в частности, к делу продовольствия, припомним, гг., что мы 17 февраля выслушали обстоятельную речь г.министра земледелия. Он указал нам на то, что в течение последних двух с половиною месяцев, до середины февраля, закупка продовольствия прошла очень благополучно и в громадном проценте больше того, чем на это можно было рассчитывать. Но затем, гг., мы также слышали и то, что продовольствие, которое было закуплено на местах, не могло быть подвезено к тем центрам, в которых ощущалась такая острая нужда в этом продовольствии. И вот тут же, гг., члены Государственной Думы, сейчас же явился вопрос о том, что, казалось бы, невозможно не выслушать, вслед за объяснениями г.министра земледелия, сейчас же объяснения по этому поводу и министра путей сообщения. Мне, гг., невольно это положение вещей напоминает, что вот начинает заниматься огнем какая-нибудь постройка. Министр земледелия говорит нам, что бочки с водой заготовлены, они тут, в полуверсте, но между тем эти бочки подвезти к месту пожара нельзя. Гг. члены Государственной Думы, тут так часто повторялась одна и та же мысль, что во всех вопросах управления страной согласованность в работе отдельных ведомств является исключительно необходимой; сколь же она, спрашивается, необходима в таком капитальном, в таком остром, в таком срочном вопросе, как вопрос об обеспечении тыла? Ведь при устроенном тыле можно быть совершенно уверенным, что и наши братья также будут спокойно сражаться на поле брани. И вот, к сожалению, гг. члены Государственной Думы, мы этого не видим; мы не видим согласованности и до сего времени, и особенно в настоящий тревожный момент, когда улица уже выступает наружу. [...]

Гг. члены Государственной Думы, честные и мужественные люди не перевелись на Руси; на страже стоит весь русский народ, и если идут толки о каких-то пораженческих волнах, которые как будто бы колеблют страну, то я совершенно убежден, что наша мощная родина и весь наш русский народ сумеют так же легко и свободно справиться с этими пораженческими волнами, как победить уже ослабевшего врага. (Рукоплескания справа.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Тарасов.

ТАРАСОВ (Вятская губ.). Гг. члены Государственной Думы. По продовольственному делу в Империи много чего говорили, много чего и доказывали; позвольте мне напомнить в первую очередь из сообщения г.министра земледелия. Г.министр земледелия говорил, чтобы привести в порядок продовольственное дело, надо взять у крестьян весь хлеб по разверстке. Я дополню: прежде - взять хлеб у земледельцев. Г.министр земледелия говорил, что в 1916 г. крестьяне дают зерна 70%, а землевладельцы-помещики - 30%. Вот, гг., я и спрашиваю: кто же может больше дать зерна? Крестьяне-земледельцы, у которых по 4 дес. на шесть братьев, те дают 70%, а гг. землевладельцы, имеющие иногда по 6000 дес, как это в комиссии сообщал член Думы Львов-2, как у некоего землевладельца Соколова; опять-таки повторяю, по его словам, этому земледельцу не отсрочили конторщиков и управляющих у него в имении; он расплакался, овцы повалились, и все оттого, что рабочих не отсрочили в его имении. А между тем у крестьян где работники? Все они в окопах на передовых позициях; их жены и малолетние дети, престарелые мужики восьмидесятилетние работают, и те давали в 1916 г. 70%. Я полагаю, что крестьяне и нынче не уменьшили своих порций и при разверстке отдали все, как и в нашей местности. Теперь я буду говорить о твердых ценах. Твердые цены установлены в 1916 г. Мы ставили условие такое, чтобы населению дать продукты потребления все по твердым ценам: керосин, железо, кожевенные товары, ситец, полотно, сахар и проч. Что же мы получили по твердым ценам, мы, крестьяне? Ничего не получили. А что видим на деле? У крестьян взяли зерно по твердым ценам. А что нам дали? Покупаем продукты первой необходимости по очень и очень дорогим ценам. Мы все это несем и ни до чего не добиваемся. А кого обидели? Бедное крестьянское население и бедных жителей города. А бессовестные мародеры и спекулянты, объединившись с немецкими фирмами, наживают себе капитал путем грабежа на народном бедствии и великом горе. Против мародеров, спекулянтов, кровожадных грабителей бедного населения почему-то наша власть не принимает строгих мер, не предает строгому, суровому суду тех, которых давно надо было предать суду строгому. Ввиду послабления власти мародеры взяли все народное богатство в свои раздутые карманы. Вот почему жаль давать хлеб по твердым ценам кому-нибудь кроме армии. Нам жаль армию; мы их должны обеспечить. Последний фунт отдадим, обеспечим армию, но для некоторых, для нетрудящихся масс как в городах, так в столицах, я, пожалуй, вам не обещал бы этого хлеба по твердым ценам. А именно вот этим мародерам самым, которые, напр., нас обдирают; берут, напр., за кожевенный товар 160 р. за пуд, который раньше стоил 25 р. А что, дам я ему по твердым ценам хлеб? Конечно, пожалуй, не дам, но у нас его взяли и их накормят. Потом дальше - и находящимся в театрах и кинематографах, которые тоже не щадят, что наши защитники - герои войны кровью обливаются, а в кинематографах и театрах веселятся перед народным плачем. Вот, гг., до какой степени мы доживаем. Все ли сознают, все ли думают о той великой тяжести, бедности крестьянской и бедности городского населения? Нет, не все. Эта категория - мародеры и спекулянты, управляющие театрами, кинематографами и служащие в них, - они не думают о войне, они совершенно позабыли о ней. Да их это не беспокоит. У них раздаются разные там песни, танцы и т.д. и т.д., а деревня и бедное население города плачут без куска хлеба. И вот вы видите такую картину, которая на глазах у всех. Небрежно поступают те лица, которые, напр., занимаются доставкой и отправкой крестьянского рогатого скота. Мы ведь даем и будем давать для армии, для обеспечения наших доблестных героев войны, но в пути эти сгонщики, эти лица, управляющие этими гуртами, заботятся ли они, чтобы благополучно согнать скот и не истощить его? Нет, они не заботятся. И вот я вам приведу случай: за 22 февраля 1917 г. в "Биржевых ведомостях" пишут: "Гибель скота". Корреспондент "Саратовского листка" рассказывает, как бессмысленно иногда гибнет у нас скот. С 7 на 8 февраля замерзло свыше 300 крупных быков, которые стоили государственной казне 75000 р. Отчего же это случилось. Оттого, что сгонщики просили у своего управителя этим гуртом: дай, говорят, сено; скот не терпит голода. Не дал сена - это, говорит, для армии сено. Эти сгонщики говорили: так ведь и скот же для армии. Вот сено сберегли, а скот погубили. И очень, очень много таких случаев, на которых я больше не останавливаюсь, это все знают и всем это видно. Но, гг., в заключение своей речи я должен сказать следующее, что между крестьянами и между землевладельцами не нужно бы делать такой розни и не нужно кидать упреков, как позволил себе в комиссии член Государственной Думы Львов-2. Если, говорит, не вымести у крестьян из житниц все зерно, так мы, говорит, едва ли сохраним армию. Я думаю, что не у крестьян надо сперва вывезти, а починать закрома у землевладельцев. Вот надо починать, а не заметать у крестьян. [...]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Макогон.

МАКОГОН (Екатеринославская губ.). Гг. члены Государственной Думы, два года тому назад мы переживали ужасный момент, и не только мы, но переживала ужасный момент и вся Россия. Вам помнится, какие тяжелые последствия наступили для России в боевом отношении в действующей армии. Вы помните, какой был позор, когда не хватило оружия. Вы видели, как русская армия стояла перед врагом, защищая своею грудью и с палками не допуская врага вторгнуться внутрь России. В настоящее время подошел момент еще тяжелее. Момент подходит хуже: враг - голод. Этот враг - голод страшит больше, чем враг, который силен, крепок и вооружен. Этот враг победить и сломить может в один час все; этот враг может сокрушить все внутри и погубить армию, далеко от нас без хлеба и голодной смертью застигнутую. Раздаются голоса и справа, и слева: одни упрекают помещиков, другие купцов и самое большее упрекают крестьянство в том, что крестьяне якобы не дают хлеба. Гг., я не касаюсь никаких национальных распрей, ни крестьянства, ни помещичества, я считаю, что в этом деле мы должны быть все воедино, как было два года тому назад, стать в помощь армии. Вы создали по всей России, вы мобилизовали и устроили заводы по снаряжению оружия, дабы в будущем помочь тому безоружному войску, которое своею грудью отстаивало родную землю. В настоящее время в каком вы находитесь положении: вы травите одни с другими. Я понимаю, что, может быть, когда будет земельный вопрос, я буду большим противником с другими, но не в продовольственном деле, когда голодает вся Россия, а особенно столица. Вы видите, какой создается момент без хлеба насущного. И вы, гг., в том числе и я, стояли за твердые цены. Эти цены сгубили все. (Голос слева: сам порядок сгубил.) Хлеб есть; его не дают, и, скажу вам, как могут дать и кто может дать? Когда вы, многие, проезжали и осматривали деревни и города, вы видели своими глазами, что делается в деревне, и кого вы видите там? Видите одних старух с детьми в летнее время. Вы можете увидеть в деревнях громадное количество домов, которые пошли на развал, вы видите плановые места, заросшие травой. Когда вы въезжаете в поле, что вы увидите? Увидите седовласого старика 60-летнего возраста, которому время только на покой; вы увидите его; он с внуками и женщинами, с невестками, в поле в поте лица добывает насущный хлеб. И вы хотите от этого старика, чтобы он прокормил не только армию, а накормил всю матушку Россию. И вы хотите, чтобы этот старик, в поте лица добывающий свой хлеб, отдал без цены и скот, и инвентарь, как воз, бричку, упряжь и т.д., он отдал сынов, все, что было дорого для него. И тот отдал, который имел семерых сыновей, и тот, который имел единственного сына. Я вас спрашиваю: разве не поделился он последним куском? Но крестьянин боится будущего и страшного голода, он не может обрабатывать земли, когда периодически за несколько мобилизаций поднималась цена все выше и выше. Он не может приобрести скота, чтобы иметь возможность обрабатывать поля, и не может еще потому, что не может достать рабочих рук. Все это страшно отразилось на крестьянстве. Но все-таки, по данным сведениям министра земледелия, наше крестьянство дало 70% хлеба. Теперь, когда вы приезжаете в город, что вы усматриваете в городе? Разве вам не бросается в глаза: все дома заняты, цены на дома возросли и в покупке и во всем. Когда вы смотрите дальше, вы видите перед собой и молодых людей, и людей средних лет, всяких вы видите перед своими глазами; вы видите, даже вереницы из военнопленных ходят по базарам - они бы работали в поле, где они нужны. Дальше вы видите толпу, громадную толпу праздных людей. Все это столпилось в городе. Я вас спрашиваю, я задаю вопрос, я не касаюсь тех рабочих, которые работают для обороны, эти посвятили свою деятельность войне, и теперь, и до войны, и в настоящее время находятся на своем посту. Но есть еще больше злоупотреблений - это которые смотрят совершенно иначе. Какая масса поступила теперь, уклоняясь от воинской повинности, поступила, получивши все отсрочки. И разве крестьяне слепые? И разве им не видно, когда ихние дети сложили свои благородные кости в боях в далекой чужой стороне за родину, за правовое дело, когда те студенты добровольно и вольноопределяющиеся пошли защищать дорогое отечество, я вас спрашиваю: а другие товарищи? Другие остались, уклонясь от воинской повинности, поступили разными заведующими и командующими, которых хоть отбавляй. И я вас спрашиваю: разве крестьяне этого не видят, разве в этом они не обижены? Масса получили, и чиновничество тоже, отсрочки. И я спрашиваю тех чиновников, я спрашиваю тех отсрочивающихся, которых друзья и братья сложили благородные кости в боях за правовое дело, я их спрашиваю: какую вы цену, какую вы цену заплатите тому старику 70-летнему за кусок хлеба, за добытый хлеб в поте лица, твердую или повышенную? Мародеры, мануфактурщики и дальше все, которые взяли в свои руки произвол цены, - они берут 20-30 р. за аршин сукна и т.д. и т.д. Это вам известно все; я вас спрашиваю, что эти самые, получившие отсрочки, что они скажут, и все горожане, и все рабочие люди - какую они назначат тому старику цену за тот труд, которым в поте лица он добывает насущный хлеб для прокормления своей семьи, для прокормления сирот оставшихся, для прокормления вдов, для прокормления всех тех невесток, для прокормления себя, старика, и старухи, и кормить армию, которая безустанно три года в голоде и холоде страдает, которая чечевицей и рыбой питается, и т.д.? А город еще хочет мяса и т.д. Я бы их спросил, какую цену заплатят они старику за этот хлеб? Что они скажут на этот вопрос? Я думаю, что они скажут, что самую высокую цену заплатить, а уменьшить на остальные продукты, нужные деревне. Ибо есть пословица малороссийская: дорогой товар из земли лизе. Я спрашиваю, может ли тот старик у нас на юге за 1 р. 20 к. ячмень отдать, а та паровая мельница или спекулянт подцепил уже мешок с мукою, и уже по 4 р. 50 к. за пуд. Я спрашиваю, крестьянин, получая на этот хлеб, когда были твердые цены, дал по этим твердым ценам, получил ли город и остальные по дешевым ценам? Такую самую цену платить, хотя бы вы отдали задаром. Значит, кто же пострадал: крестьянин или тот же помещик, здесь различать не надо; заплатите вы всем, и вы получите хлеб. И я спрашиваю, разве те горожане и те отсрочивающиеся скажут, что - нет, нужно взять по твердой цене у крестьян; разве они скажут. Ведь они получили цену неоценимую? Они не могут этого сказать, они сами получили цену жизни, они остались на месте и спаслись. Значит, разве они не должны за сынов, которых те отдали в бои, за их товарищей и тем товарищам и отцам заплатить цену, за которую мог бы и в будущем тот крестьянин, и тот землевладелец, и тот хлебороб приобрести и даже кормить свою матушку-Россию. Понятно, в настоящее время идет разговор о будущем, и если вы и в дальнейшем будете стоять за таковые цены, я могу прямо сказать: хотя это будет с моей стороны и неблагородным, но невозможно будет хлеборобам дальше продолжать; если вы скажете опять - твердые цены, я уверен, что будут многие, которые не будут делать совершенно посевов или превратят на масляничные продукты, или превратят на сенокосы. Правда, и те вещи нужны, но хлеб насущный более нужен. Без хлеба все останавливается. Перед вашими глазами самый страшный вопрос - это хлеб, не страшна была та дорогая жизнь, как страшит хлеб. Вы видите, со вчерашнего дня все остановилось и все сворачивается на хлебе. Всем нам известно, что если не будет хлеба, то может быть конец всему, и когда вы все и внутри все говорят, что война до конца, я вас спрашиваю, когда же будет конец? Вот вам является конец, вот если примкнете все и не сделаете того, что вы сделали два года тому назад по военному снаряжению, то вы получите скоро конец, вы скоро его получите, он уже на носу, вы сами, мы все сыграем в руку немцам скоро. И, гг., я бы и дальше предложил Министерству земледелия отдать даже все земли, оброчные статьи в другом порядке, как они были до этого, бесплатно отдать оброчные статьи хлеборобам-крестьянам, чтобы возможно больше засеять все поля хлебом, зерновыми продуктами. [...] (Рукоплескания справа, в центре и на отдельных местах слева.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Посников.

ПОСНИКОВ (Петроградская губ.). Гг. члены Государственной Думы. Министр [земледелия] являлся, так сказать, обвинителем и пытался различные недостатки в продовольственном деле объяснить разными злонамеренными начинаниями тех лиц, которых он наименовал политиками. Указывая нам на то, что обстоятельства вынудили его перевести хлебную операцию из области торговой сделки в область исполнения гражданского долга, т.е. как ни был значителен подвоз хлеба, приобретаемого по так называемым твердым ценам, он вынужден был все же обратиться к разверстке и призвать население к исполнению гражданского долга. И вот министр указал нам при этом на неудачи, которые последовали и были будто бы результатом влияния политических внушений лиц, старавшихся испортить его начинания в этой области. Гг., такого рода обвинение вообще опасно и нежелательно (голоса: правильно) в устах государственного человека и чрезвычайно опасно в переживаемое нами время (голоса: правильно.) Нужно быть в высшей степени осторожным с этим, и я приглашаю вас поэтому подарить мне несколько больше внимания, может быть, на несколько скучную сторону, на ту техническую сторону, которой, как говорю, и вы придавали большое значение. Разверстка продуктов - дело весьма сложное, чрезвычайно трудное, дело крайне деликатное, которое не всегда обещает тот успех, на который, по-видимому, так рассчитывал г.министр. Печать наша предупреждала об этом; она указывала, что вообще это крайне серьезное средство и применение его должно быть обставлено настоящими гарантиями. Она может быть проведена успешно, только, во-первых, если будет установлена в законодательном порядке и, во-вторых, если будет осуществляться общественными органами и если на ее стороне будет общественное мнение. Если этого нет, если этих условий не существует, то заранее можно сказать, что и без всякого участия злонамеренных политических элементов, на которые здесь кивал г.министр, без всякого участия злой воли предприятие не удастся. Прежде всего, возникает вопрос, который был здесь поставлен и на который совершенно правильно было обращено внимание членом Государственной Думы Шингаревым. Вопрос о том, как будут определены эти количества, которые падают на отдельные районы, на отдельные губернии; правильно ли будет определено это количество? Это дело очень нелегкое. Имея поводы и случаи довольно много в своей жизни заниматься вопросами этого рода, я свидетельствую, что это дело весьма и весьма незаурядное, исполнить которое безошибочно, при всей добросовестности, при огромном, может быть, составе лиц, находящихся в вашем распоряжении, - не всегда удастся. Определить вполне точно количества хлеба, которые падают на отдельную губернию, при обычном состоянии нашего учета самого урожая и распределения его по разрядам земледельцев, при том персонале, которым мы располагаем на местах, - дело в большинстве случаев лишь приближающееся к тому, чтобы сказать: до известной степени это так. Значит, первая стадия работы, которая начинается, которая производится здесь, в центре, уже несет в себе вероятность ошибки. Дальше, когда мы распределили хлеб по губерниям, какой получается результат? Фактический результат тот, на который было указано депутатом Шингаревым: целый ряд губерний находит, что разверстка сделана неправильно. И как бы ни оправдывался г.министр, я скажу, что это весьма вероятно и вполне возможно; да, пожалуй, еще удивляться нужно, если оказалось так мало ошибок. Дальше следует разверстка между уездами; это - стадия наименее трудная. Но и здесь, как человек, участвовавший в земских собраниях в течение десятков лет, я вам могу свидетельствовать также, что и в этой стадии ошибки возможны. Постоянно мы слышим пререкания между уездами по поводам разных таких раскладок, где один уезд жалуется, будто бы получил гораздо больше, чем другой, тот обижен, и т.д.; но все же эта стадия, говорю, наименее трудная. Дальше дело переходит в уезд, и вот тут уже наступает безбрежное море всяких ошибок - и возникает коренной вопрос, как будет распределен хлеб между отдельными разрядами владельцев и крестьян? Не нужно ничего говорить о том, что состав органа уездного земского управления, все-таки, как-никак - ведь вы же не станете того отрицать, - по закону 1892 г. сословный, и это надо принять во внимание, когда возникает вопрос, правильно ли сделана разверстка? Но независимо от этого представьте себе, что совершенно беспристрастные, объективные лица и с полным знанием местных условий и всей жизни делали это дело, и все-таки я утверждаю, что и здесь ошибка возможна, возможна при самом добросовестном исполнении задания о распределении повинности между разными разрядами землевладения. Но вот теперь дальнейшая и последняя стадия: дело переходит по волостям (мы распределили между сословиями, затем по волостям) - тут что происходит? Вы все здесь местные люди и прекрасно знаете те условия, при которых эта операция будет протекать. Разве можно хотя бы единый момент предположить, что при данных у нас органах управления эта операция пройдет хоть сколько-нибудь удачно? Можно заранее сказать, что она пройдет неудачно: маленький опыт, который мы имели еще недавно и о котором, если не ошибаюсь, даже сегодня упоминали, маленький опыт этой разверстки мы имели в прошлом году. Губернии, в которых затребован был скот для фронта, испытали эту разверстку. Что тогда происходило? Что происходило, когда потребовали этот скот в середине зимы, в период тела, когда скот из деревень погнали по глубокому снегу в волости. Вы помните прошлогодние снега; помните те сцены, когда этот скот телился, помните все безобразия, которые творились по дорогам. Царил также полнейший хаос: у кого взяли, можно сказать, до последней коровы, у кого ничего не брали. Кроме всего прочего, что тут происходило: имейте в виду, что в местности, откуда я родом, передавали, что во многих случаях пригнанный скот остался неиспользованным, потому что зарезать-то зарезали, а соли не оказалось, солить нечем. Наступила оттепель, так все это и погибло. То, что совершалось в это время, по разверстке со скотом, это был один из маленьких опытов, который мог бы, однако, засвидетельствовать всем бывшим и видевшим происходившее на местах, что такая сложная операция, как разверстка хлеба, в наших современных условиях немыслима и решительно невозможна сколько-нибудь удовлетворительная. [...] Я думаю, что в тех условиях, под влиянием которых мы находимся сейчас, я вам высказал все, хотя и без особых доказательств, которые у меня и имеются. Я схожу с этой кафедры и полагаю, что ввиду переживаемых условий не может быть разъединения между нами. Нужно вынести одно постановление: единство в управлении этим продовольственным делом. Никаких жертв при продаже ни от кого не требуется. Цены должны быть справедливы и должны полностью возмещать продавца; но они должны быть именно справедливы, не должны вынуждать уплату неподобающего и потому не могут основываться на таком способе расценки, которая введена у нас теперь. Вы платите не отдельным владельцам и не имеете никаких свидетельств о том, что цены ваши равномерны всем. Нет, они не равномерны. Затем, в заключение еще раз напоминаю, что в продовольственном деле прежде всего надо установить хоть какой-нибудь порядок в транспорте: ведь там такое состояние, которое прямо свидетельствует о том, что кто-то как будто нарочно старается, чтобы привести наше железнодорожное движение к еще большему хаосу, и именно в то время, когда необходимо все усилия направить, чтобы улучшить движение. Там до сих пор царствует порядок, про который хотелось бы сказать разве только - сплошное хищение и воровство. (Продолжительные рукоплескания слева, в центре и на отдельных местах справа.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. За надлежащим количеством подписей поступило нижеследующее заявление: на основании с. 108-й Наказа в порядке ст.40-й Учр. Гос. Дум. предлагаем немедленно обратиться к председателю Совета Министров с вопросом, какие меры принимает правительство для урегулирования продовольственного вопроса в Петрограде. Ставлю предложение о переходе к немедленному обсуждению внесенного в порядке ст.40-й Учр. Гос. Дум. вопроса на голосование. (Баллотировка.) Принято. Первый подписавшийся - член Государственной Думы Шингарев.

ШИНГАРЕВ (г. Петроград). Гг. члены Государственной Думы. Печальные события недостаточно правильного распределения хлеба и недостатка хлеба в Петрограде повели к чрезвычайно острым, я скажу даже, грозным явлениям нарушения порядка в столице. К сожалению, едва ли мы имеем возможность сказать, что только в нашей столице, здесь, случились эти нарушения порядка: имеются :ведения о том, что в целом ряде больших городов тот же недостаток продовольствия, то же отсутствие забот и планомерности в распределении продуктов вызвали уже народные волнения. Мне думается, что мы должны потребовать от нашего правительства немедленного ответа на поставленный ему вопрос: какие же меры оно принимает и примет для того, чтобы население в крупных городских центрах было правильно снабжено хлебом? Разве можно, гг., допустить, чтобы громадные массы народа ходили по улицам с просьбою: хлеба, хлеба! Разве можно допустить, что нам говорят, будто бы уполномоченный по Петрограду заявил: имеется хлеба на 20 дней? Если имеются запасы хлеба, муки на 20 дней, то почему их нет в булочных? Если имеется этот хлеб в булочных, почему его не выдают населению, почему он не выпекается, почему нет правильного распределения хлеба между населением? Как представитель Петрограда, как гласный Петроградской городской думы, которым я имею честь состоять вот уже четвертый год, я позволю себе вам сообщить, что в этом направлении пыталось сделать Петроградское городское самоуправление. Давно уже вопрос о продовольственных затруднениях, о неправильном распределении, о неправильном транспорте нас волновал; но вы знаете, что от министра земледелия, от председателя Особого совещания по продовольствию зависит вопрос о том, кто назначается уполномоченным по распределению продовольствия в тех или других районах. В огромном большинстве случаев, почти во всех губерниях и в крупнейших городах такими лицами министром были назначены лица административные: губернаторы, градоначальники. В декабре месяце в формуле Государственной Думы было выражено пожелание, чтобы высшая администрация не привлекалась к делу продовольствия и чтобы продовольственное дело было передано в руки органов самоуправления. Голос Государственной Думы оказался неуслышанным и пожелание не принято во внимание. [...]

Само городское управление, очевидно, законов писать не может, законодательной инициативы ему не предоставлено, да оно и увидало, что раз только люди, власть имущие, не хотят давать ему права организовывать эти общественные учреждения, очевидное дело, город в таком положении взять на свою ответственность заведование делом продовольствия не может. Как же вы можете заведовать продовольствием, когда и провоз не в нашей власти, заготовка продуктов не в вашей власти, распределение продуктов среди населения вы права делать не имеете - ну, как же в это время заведовать делом продовольствия? Затем, гг., по Петрограду норма продовольствия была определена по доставке сюда хлебных продуктов около 70 вагонов; потом она была уменьшена на 35, кажется, почти вполовину, но из этого количества в течение января месяца и февраля никогда не приходило полной нормы; бывали дни, когда приходило 10 - 8 - 5 вагонов, один вагон, а иные дни даже не приходило ни одного вагона муки, хлебных грузов в Петроград. Кое-как город жил отдельными запасами у частных лиц, у общественных предприятий понемногу, и когда эта картина стала складываться все более и более грозно, я имел честь в Особом совещании начиная с самого начала января, не пропуская ни одного заседания Особого совещания по обороне, я постоянно указывал гг. министрам, что положение в Петрограде чрезвычайно тревожно, что грузы продовольственные не подходят, что нужны какие-то экстренные меры, иначе будет беда. Мне сообщали с железных дорог каждый день по телефону расстроенные служащие: нет продовольственных грузов, нет продовольственных грузов, принимайте меры. В каждом заседании Особого совещания два раза в неделю я поднимал этот вопрос, и, как вы видите, до настоящего времени без результата. 13 февраля городская дума, видя назревающее очень тяжелое положение, вновь начала говорить о том, что что-нибудь да надо же делать - не может же город оставаться молчаливым свидетелем такой разрухи продовольственного дела, которая со дня на день может вызвать большие волнения на улицах, осложнения, голодные беспорядки. Город вновь решил во что бы то ни стало нормировать хотя бы те запасы, которые здесь есть, нормировать потребление, узнать, сколько же нужно хлеба, ввести карточную систему. Вы знаете, гг., что карточная система, конечно, - это не панацея, не лекарство тогда, когда у вас нет ни хлеба, ни муки, но она регулировать может даже недостаточные запасы, она способна равномерно дать хотя по полфунта хлеба, но каждому из обывателей, каждому из жителей населения. Вы знаете, какие были безобразные хвосты на сахар, кто брал много потихоньку, а кто ничего не получал, - ввели карточную систему, и дело пришло в порядок. Точно так же и с хлебом; казалось, если вы введете карточную систему, то вы до известной степени даже с небольшими запасами можете понемногу снабжать население, говоря ему: ну, подождите, пройдет две-три трудных недели, установится транспорт, пойдут железные дороги на юг, где теперь метели, и кое-как дело наладится. Нам казалось, что кроме этого необходим общий план продовольствия столицы. Нам казалось, что необходим для установления общего плана созыв съезда для того, чтобы посоветоваться со всеми, ибо такое же явление начинается и в целом ряде других городов, как доходило об этом до сведения многих из нас. Наконец, тогда же особым пунктом городская дума в этом журнале, изложенном так, признала, что единственным выходом из современного положения по продовольственному делу является привлечение к нему общественных организаций и создание ответственного государственного органа. Гг., и это решение городской думы от 13 февраля, когда она в последний раз пыталась попробовать помочь, чем можно, ввиду нарастающих грозных событий по недостатку продовольствия, и оно наткнулось на чрезвычайно странное толкование. Вот передо мной номер от 23 февраля, вчерашний номер "Биржевых ведомостей", разговор с г.уполномоченным в Петрограде относительно продовольствия. Что говорит г.уполномоченный по поводу предполагаемой городским управлением карточной системы распределения хлебных запасов? "Введение такой меры возможно по существующему положению с моего ведома или по соглашению со мной. Между тем городская дума постановляет ввести карточную систему, городская продовольственная комиссия осуществляет это постановление, предполагает даже объявить об этом, чуть ли не печатает карточки, а я, уполномоченный по продовольствию, узнаю об этом из газет. Меня даже не осведомили. Такая постановка дела невозможна. С другой стороны, намеченная городским управлением норма отпуска черного хлеба и муки может вызвать недовольство". Но теперь-то, что ли, довольны существующим положением. Городское управление думало: раз хлеб нельзя подвезти, то надо хоть по маленькой доле, но все-таки дать кусок хлеба каждому. А этот господин печатает со своим сотрудником в газете, что это может вызвать недовольство. Проект городской думы, когда нет хлеба, ограничит хотя бы одним фунтом. В нормальных условиях фунт хлеба на взрослого может быть недостаточен, но сейчас продуктов у нас мало, те, которые имеются в продаже, стоят дорого, об этом, об увеличении норм следует подумать. "Во всяком случае, - заканчивает уполномоченный, - я не согласен с намеченным городским управлением проектом хлебных карточек и не намерен пока вводить карточную систему на хлеб". Итак, гг., вся столица, городское управление пытается что-то сделать, а находится г.Вейс и говорит: "А я не согласен". Да кто такой г.Вейс? (Голоса: дурак, немец.) Я считаю, что вот такие разговоры гг. уполномоченных, напечатанные в газетах, хуже всякой пропаганды. Отсюда население знает, что даже последние заботы городского управления разбиваются об эту стену, я не знаю, непонимания ли, бездонного непонимания того, что происходит у него перед глазами. Я думаю, что единственный выход из создавшегося положения остается все в том же ноябрьском проекте городской думы о том, чтобы городской голова был уполномоченным по Петрограду, чтобы ему была предоставлена возможность и закупки, и доставки сюда продуктов, как всякому уполномоченному, чтобы в его распоряжении находилось распределение хлеба, чтобы он привлек к этому распределению все слои населения путем организации при существующих в городе попечительствах массы общественных комитетов, которые могли бы контролировать и следить за правильным действием карточной системы, чтобы каждый обыватель знал, что хоть маленький кусок хлеба он все-таки получит. Кроме того, гг., необходимо в Петроград доставить и фураж. В настоящее время в Петрограде имеется, говорят, свыше 50000 лошадей, которых за недостатком овса и сена начинают кормить мукой и хлебом. Лошади конкурируют с людьми и съедают в настоящее время больше хлеба, чем люди. Разве это можно допустить? Очевидно, экстренная доставка фуража сюда обеспечит лошадям корм, а хлеб должен пойти населению. Итак, гг., вы видите, какие серьезные вопросы поднимает наш вопрос, обращенный к председателю. Я позволяю себе думать, что наконец эти глухие уши услышат ваш голос и ответят, если они способы что-либо ответить, какие меры приняли они наконец, чтобы волнения на почве недостатка хлеба в крупнейших центрах России были устранены и чтобы местные люди и население сами взяли в свои руки дело продовольствия, - иначе, гг., не избежать беды. (Рукоплескания слева и в центре.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Родичев.

РОДИЧЕВ (г. Петроград). Гг. члены Государственной Думы. Нечего объяснять всю серьезность стоящего перед нами вопроса, я думаю, вы все чувствуете, что это не единичный случай, что это не случайный припадок болезни, что это роковое развитие событий, что наступило наконец то, против чего мы задолго в течение двух лет предостерегаем власть, указывая ей на надлежащий путь. Угнетать народ без народа можно, но спасать его во время такой войны, как нынче, без народа нельзя. (Слева рукоплескания и голоса: правильно.) Поэтому власть, которая отгораживается от страны, которая отгораживается от общества, которая в минуту народного бедствия не хочет собирать Государственную Думу и объявляет, что она сама справится с событиями и сама знает, что делать, эта власть ведет народ к гибели. (Слева голоса: верно.) Гг., вы сегодня должны вспомнить тот день, когда заседания Думы были отсрочены. Почему и для чего? Для того, чтобы правительство имело время внести туда заготовляемые им законопроекты. А где же эти законопроекты в настоящее время, что нам внесли за это время? (Шум справа.) Мы, гг., в настоящую минуту не можем не вспомнить, что назначение этого министерства, что назначение новых членов Государственного Совета, что отсрочка заседаний Государственной Думы - это была демонстрация против народного правительства (Степанов: против России), это была демонстрация против страны (голоса: верно), и, гг., если нам скажут, кто не ошибался, если нам скажут, мы денно и нощно думаем о том, что и как нужно сделать для прокормления России, то не зададим ли мы этим людям вопрос: если вы не спите ночью, думая о том, что сделать, то неужели вам в голову не пришла мысль о необходимости остановить власть по тому роковому пути, по которому она пошла, о необходимости вернуть власть к союзу с народом, а не к борьбе с ним? Я должен сказать вам, гг., одно из свойств великого народа - это то, что он может слышать безбоязненно и бестрепетно самую тяжелую истину, и русский народ доказал это в 1915 г., когда он услышал и узнал, что войско, выставленное против германцев, не вооружено и что мы против пулеметов сражаемся палками. Россия этого не испугалась, а вот о продовольствии ей рассказать нельзя. Почему нельзя сказать? Потому что цифры свидетельствовали бы о негодности и преступности избранного пути. (Голоса: правильно.) [...]

Мы требуем в настоящую минуту, именем голодного народа, именем народа, который боится за свою судьбу во внешней борьбе, именем этого народа мы требуем власти, достойной судеб великого народа, достойной значения той минуты, которую страна переживает, мы требуем призыва к ней людей, которым вся Россия может верить, мы требуем прежде всего изгнания оттуда людей, которых вся Россия презирает. (Слева рукоплескания и голоса: верно.) Гг., есть в той среде люди, которых вы хотели бы выделить: вы к ним относитесь с готовностью ждать, что совершится чудо Тангейзера. Гг., позвольте привести вам другое сравнение, не из области немецкой легенды, а из области русской истории. Были в русской истории люди, которых официально история признала великими патриотами, и в годину разрухи и смуты - 1612 г. - один из этих общепризнанных патриотов не всегда разбирал своих товарищей по действию, не всегда разбирал тот лагерь, в котором он принимал участие. Я говорю о Филарете Никитиче Романове, он общепризнанный патриот. Но, гг., было время, когда его голос тщетно призывал русских сплотиться и спасать Россию. Голос его не был услышан по простой причине: он был не в том лагере, из которого призыв этот мог быть обращен к народу. Филарет Никитич был в лагере Тушинского вора. И этим было обусловлено его бессилие. В настоящую минуту мы можем сказать: сознающий себя патриот, не спящий ночью, в лагере Тушинского вора не остался бы. Гг., положение России ясное. Оно такое же, как и тогда. Мы боремся не только с внешним врагом, мы боремся с лагерем Тушинского вора. (Голоса: верно)... И да будет с ним покончено с сегодняшнего дня. (Продолжительные рукоплескания слева и в центре.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Лашкевич.

ЛАШКЕВИЧ (Харьковская губ.). Вопрос внесен, гг. члены Государственной Думы, к сожалению, только о г. Петрограде, между тем вовсе не один г.Петроград находится в критическом, в тяжелом положении. Правда, ораторы сознавали это, и многие, говоря о Петрограде, касались и других городов. Позвольте в доказательство справедливости моих слов привести вам телеграмму, которую я получил сегодня из г.Харькова: "Отпуск ржаной муки населению Харькова прекращен ввиду ее полного отсутствия. Для нужд населения местные мукомолы закупили пшеницу, но запас ее едва удовлетворяет принятому совещанием minimum'y. Из этого же запаса пшеницы мука отправляется и по наряду. Население города с крупными заводами, работающими на оборону, лазареты, больницы, тюрьмы и прибывающие партии инородцев обеспечены minimum'om всякой муки на шесть дней, и то при условии прекращения отпуска по наряду. Городская дума, вводя хлебные карточки, просит распоряжения временно, впредь до подвоза зерна, закупленного уполномоченным хлеба для армии, приостановить вывоз пшеничной муки по наряду, сохранив принятую минимальную порцию". Так что, гг., обсуждая вопрос о Петрограде, мы должны иметь в виду, к ужасу нашему, что и другие города находятся точно в таком же положении, и, спрашивая правительство о мерах для Петрограда, нужно иметь в виду все города.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Чхеидзе.

ЧХЕИДЗЕ (Тифлисская губ.). Гг. члены Государственной Думы. Вы помните, конечно, что несколько раз с этой трибуны успокаивали нас, чтобы массы рабочие стояли у станков и делали свое дело, - что же касается продовольствия, обеспечения в материальном отношении этих масс и т.д., то это сделает Государственная Дума. Не раз повторялось это, гг., с этой трибуны, такое успокоительное заверение. И вот, в результате имеем только то, что вы видите сейчас на улицах Петрограда. Игнорирование улицы - это свойство и правительства и многих из вас. Но улица уже заговорила, гг., и с этой улицей теперь нельзя не считаться. Но, как бы остро ни стоял вопрос, гг., все-таки надо в корень посмотреть, в корень болезни, где она кроется, ибо иначе ни Государственная Дума, ни улица не разрешит, как бы остро ни стоял вопрос, как бы немедленно он этого ни требовал. Для вас, гг., очевидно, что коренная причина того, что происходит не только у нас - обострение продовольственного вопроса, - но и в других странах, - это та мировая катастрофа, которая вот уже третий год продолжается и конца которой не видать. Это основная причина. Следовательно, об этом надо подумать серьезно и не ограничиваться, гг., теми высокими фразами, может быть, очень патриотичными, которые очень часто повторяли с этой трибуны. Пора задуматься, гг., об этом серьезно; это я говорю - общие причины, но у нас есть, гг., специфические русские условия, которые, конечно, этот вопрос усугубляют, и вот когда вы выходите на эту трибуну и ищете виновника - ищите этого виновника, но ищите беспристрастно. Правительство? Да, разумеется, в первую очередь и в первую голову оно виновато в том, что сейчас происходит. Но, гг., не виноваты ли в этом и те, которые шли одно время и долго шли в единении с этим правительством? Я вас спрашиваю, гг., отвечайте беспристрастно на это - с тем правительством, которое вы называете предательским, изменническим и которое было таким всегда, не со вчерашнего дня, не с момента объявления войны, и до войны оно было таким, и вы это знали. Когда здесь говорят, что нас обмануло это правительство, позвольте мне сказать, что это неверно: вас не могли обмануть, потому что вы знали, досконально знали это правительство, вы шли в единении, гг., вы каждый раз дожидались, пока какая-нибудь катастрофа не разразится, - так было в 1915 г.; и вот когда дождались, тогда заговорили, гг., правду. [...]

Возьмите, напр., этот самый продовольственный вопрос в узком смысле слова, в том виде, в каком он существует теперь у нас в Петрограде. Ведь в продолжение нескольких часов женщины и дети стоят в хвостах на морозе, и они уходят, гг., без хлеба, это их право, это они могут делать; стой сколько угодно на снегу, и с детьми, и, уже я не знаю, с кем угодно стой, это не воспрещается, это можешь делать в продолжение дней, в продолжение месяцев, но чтобы эти самые женщины подумали о том, что им можно свое слово иметь, о том, где находится этот самый хлеб, есть ли он в Петрограде, где он лежит, действительно прячут ли его - ведь говорят, что есть такие обыватели, которые запасают по пяти-шести пудов хлеба, закупают и прячут, - что делают купцы, городское самоуправление и т.д., об этом самом эти женщины, которые стоят на морозе в продолжение целых часов, об этом они не смеют думать. Гг., как же можно продовольственный вопрос не только в широком смысле, а в смысле черного хлеба поставить на рельсы и более или менее удовлетворительно разрешить, когда все петроградское население не смеет какую-нибудь ячейку организовать для того, чтобы урегулировать этот вопрос как-нибудь, чтобы знать, есть ли этот хлеб или нет его, скрывают ли его, продают ли дороже, привозится он или увозится куда-нибудь; даже об этом не смеет этот самый обыватель рассуждать и не смеет в этом отношении никаких шагов предпринимать. Какое же разрешение продовольственного вопроса, гг., возможно, насколько оно возможно при таких условиях? Следовательно, я повторяю: нужно сделать, гг., ясный и определенный вывод, что борьба, которая в скором времени могла бы нас привести к упразднению этого правительства и этой системы, которая существует, и к созданию такого положения страны, когда народ самодеятельно будет разрешать при помощи своих сил этот вопрос, - это единственный исход. Вы этой катастрофы, которая является результатом не только политики власти, но и вашей политики - и это вы должны признать, - вы этой катастрофы не избегнете, гг., не избегнете, если народ в свои руки не возьмет этой самой власти. Это единственный исход, если только у нас есть вообще какой-нибудь исход из того положения, в котором мы теперь находимся. Народ этот на пути своей самодеятельности может смести это правительство, он может убрать его с своего пути. Гг., я приветствую всевозможные ваши радикальные резолюции, я поддерживаю все меры, если хотите, но, гг., эти люди действуют делом, эти люди действуют, когда нужно, с оружием. Мы не знаем, гг., это оружие не пущено ли уже в ход на улицах Петрограда? И вот, гг., когда эти люди выходят на улицу с оружием и объявляют гражданскую войну, готовят пулеметы, может быть, есть уже расстрелянные, то как быть с такими людьми? Что бы вы сказали нам, если бы кто-нибудь стал отсоветовать продолжать стоять грудью против германской техники? Такого человека назвали бы изменником, мы бы казнили его. А вот когда это правительство выходит здесь вооруженное, когда оно высылает вооруженную силу, то как прикажете быть в это время с этой самой массой? Сказать ей, чтобы она сложила руки и бездействовала? Гг., не измена ли это будет по отношению к этой самой массе? Так вот я и говорю: когда эти люди выступают с оружием, когда проливают кровь уже здесь, внутри страны, а не там, на фронте, то вы вашими резолюциями ничего с такими людьми не поделаете. Я заявляю, гг., что улица заговорила. Единственное, что остается теперь в наших силах, единственное средство - дать этой улице русло, здоровое русло, идя по которому и организуясь ей дана была бы возможность иметь то самое правительство, которое ей нужно. Гг., я приведу самый простой пример. В настоящее время речь идет о насущном хлебе у нас в Петрограде. Что же, рабочие массы его имеют? Они вышли на улицу, но ведь не в этом дело, а дело в том, чтобы эта масса кристаллизовалась и представляла собою общественную силу, чтобы был разум в ее действиях, чтобы она целесообразно тратила свои силы не в борьбе на улице, не в той борьбе, где ее будут расстреливать. Что же, гг., эти рабочие имеют теперь возможность собираться на заводах и образовывать комитеты, напр, продовольственные? Они этого права не имеют. Нам укажут на кооперативы и другие учреждения; нет, они должны иметь полную свободу организовывать такие комитеты. Затем обывательские комитеты должны быть немедленно соорганизованы для того, чтобы целесообразно вести всю эту продовольственную кампанию. Словом, мы заявляем, гг., что ни с уличным движением, ни с выступлением народа, который принужден к этому, никакими резолюциями и никакими переговорами с этим правительством мы бороться не можем и дело урегулировать не можем. Поэтому мы заявляем и предлагаем Государственной Думе - сейчас у меня под руками этого заявления нет, - помимо общих причин, помимо коренного изменения политического строя, помимо образования правительства, которое может получиться в борьбе, в самой решительной борьбе с этим правительством, помимо коренного решения вопроса и по финансовой и по социальной его стороне, помимо этого мы сейчас предложим формулу перехода, где предлагаем Государственной Думе выразить свое пожелание и требование о том, чтобы массе рабочих и обывателей была дана возможность и право немедленно организоваться для урегулирования продовольственного вопроса. Мы, гг., не поклонники городского самоуправления, которое в настоящее время функционирует, но и это городское самоуправление вынуждено будет действовать соответственно интересам масс, когда массы через свои организованные ячейки будут производить давление. Поэтому продовольственное дело немедленно должно быть передано, насколько оно сейчас нас в Петрограде касается, в руки свободных организаций, самочинных, явочным порядком без всякого разрешения организующихся, с одной стороны, и, с другой стороны, это дело должно быть передано в руки городского самоуправления. (Рукоплескания слева.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Керенский.

КЕРЕНСКИЙ (Саратовская губ.). Гг. члены Государственной Думы. Прежде чем организовать население, нужно еще иметь возможность доводить наше мнение до сведения этого населения. Ведь слово, которое произносится с этой трибуны, - это есть в известной мере дело, это есть способ организации общественного мнения, и нас здесь представители центра постоянно призывают к тому, чтобы мы были, по возможности, сдержанны на этой трибуне, чтобы мы не разрушали, а призывали и сплачивали организацию страны. Но вот вчера мы говорили с этой трибуны, и вы слушали, но, ведь, кроме говорящих и слушающих в этом зале, никто в России о том, что здесь происходило, не узнал, так что даже заголовок запроса о том, что это был запрос о Путиловском заводе, вычеркнут, и никаких сведений о происходящем в думском зале до населения не дошло [...]

Наша обязанность, гг. члены Государственной Думы, добиться, чтобы авторитет и уважение к Государственной Думе, как к народному представительству, безразлично от сегодняшнего его содержания, было бы в стране восстановлено и установлено; мы должны добиться во что бы то ни стало, чтобы то, что говорится с этой трибуны, доходило до населения. Ведь все призывы, которые вы хотите вот теперь обратить к населению, бесмысленны и бесцельны, потому что не слушают тех людей, кого видят не свободными, не имеющими возможность распоряжаться своим словом так, как это достойно членов законодательных учреждений. И вот, гг., кроме слов, кроме того, что мы здесь говорим, не настало ли время действительно для того, чтобы превратить в действие, - я не буду повторять того, что говорили здесь депутат Родичев и депутат Чхеидзе. Я не раз формулировал и говорил об общем положении страны и о причине всех причин несчастий, которые мы переживаем. Но, гг., когда вот то, что мы предвидели, уже случилось, когда то, от чего мы предупреждали и в предупреждение чего мы говорили о необходимости организации страны и масс, уже налицо, когда мы вступили в этот период развала, катастрофы и анархии, когда разум страны гаснет, когда захватывают ее стихии голода и ненависти, тогда я не могу с этой кафедры сегодня повторить то, что сказал сегодня депутат Родичев, я не могу вам сказать: настал двенадцатый час, сегодня или никогда. Если настал этот двенадцатый час, то ведь обязанность наша была бы это слово превратить в дело и показать самим, своим примером, что действительно настал двенадцатый час, что не время уже теперь парламентским разговорам, что настало время действия, а если эти слова о двенадцатом часе, которые остаются у нас в среде парламентского большинства только словами, если они воспринимаются массами как правда, когда масса бросается спасти то, что она любит, что ей дорого, не отсюда ли идут тогда слова о том, что следует держать себя спокойно, что не нужно никаких выступлений, что все эти выступления являются результатом или недомыслия, или еще хуже, и начинают с этой же кафедры часто те же люди бросать упреки массам в измене и провокации. Остерегайтесь слов, если вы сами не хотите превратить их в дело. Слишком напряжено чувство ответственности и чувство опасности, переживаемое государством в самой толще народа, слишком ярка перед нами картина гибели государства, и этот народ, эти массы понимают, что многое, что говорится, требует действия, которого нет. Она понимает, что многие лозунги, которые провозглашаются отсюда, не соответствуют правде жизни, и она не может идти за теми людьми, которые одновременно говорят и о том, что разрушается государство, и о том, что задача внешнего столкновения - не спасение государства, а захват новых территорий. Народ все переживаемое связывает не только с внутренним, но и с внешним вопросом войны. (Заседание продолжается под председательством М.В.Родзянко.)

КЕРЕНСКИЙ. Вопрос дальнейшего пролития крови, вопрос дальнейших жертв на фронте не безразличен для той массы, которая отдает своих сынов и братьев и которая здесь голодает; вопрос о внутреннем для них связан с вопросом о внешнем; поэтому я говорю: будьте осторожны, не трогайте теперь той массы, настроения которой вы не понимаете. (Голос справа: а вы понимаете?,) Я, может быть, не понимаю.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Покорнейше прошу с мест не говорить.

КЕРЕНСКИЙ. Я, может быть, не понимаю, гг., но сейчас не к вам, а к тем, кто меня понимает лучше, чем вас, я обращаюсь и говорю: организуйтесь, создавайте сами те общественные, действительно демократические организации, которые сейчас, сегодня, создадут оплот против стихии разнузданных страстей, которые создадут немедленно организованное общественное, демократическое мнение, которые подготовят массы, которые сейчас ходят в затмении по улицам, подготовят к действию; организуйтесь, создайте самочинные, общественные, рабочие, демократические организации, требуйте, чтобы вам немедленно был передан вопрос о вашем же существовании, об организации вашего питания. В этом вопросе никаких уступок: не могут голодать массы из-за того, что одни не хотят, а другие не имели смелости своевременно добиться, чтобы их обещание, данное отсюда депутатом Шульгиным, чтобы рабочие оставались спокойно у станков, а мы, большинство Государственной Думы, немедленно дадим им хлеб и создадим хорошие условия для их существования, не выполнено; это обещание не исполнено. Не может быть дальнейших отсрочек, должна масса сама взять на себя инициативу организации и инициативу спасения своего будущего и страны так, как она сама понимает. Я поэтому говорю, не указывая на грядущее, не прорицая и ничего не обещая, я говорю только одно: вся ответственность за будущее теперь ложится на самую народную массу. Вы должны сознать ваш долг перед собой и государством. Вы должны планомерно, систематически организоваться и тогда безбоязненно и смело сказать: мы так хотим, и мы так сделаем. И только это одно осталось у страны. Только теперь мы должны до конца понять, гг., и вы сами должны понять, как мы были правы два года тому назад, летом 1915 г., когда мы говорили: никакое спасение страны, никакие организации невозможны, если вы оставите без внимания и не организуетесь, не соединитесь вместе с подлинным народом. Это деление, это разделение, по которому шла до сих пор политическая мысль страны, мысль общественная; я не обвиняю ни в каком сознательном умысле, это было, может быть, политическое невоспитание не только низов, но и общественных верхов, не только низы, но и верхи не поняли своевременно, какая грандиозная задача стояла перед Россией в момент европейской войны, не поняли, что организация живых сил страны может быть понята только в буквальном смысле этого слова, что только действительная организация всех до одного, как это сделано в Англии, Франции и Германии, может создать аппарат, который годен для той цели, которую вы намечали. Эти сроки пропущены. Мы никого не обвиняем, но мы говорим теперь: за вами дело, за теми, кого не признавали способными и зрелыми для государственной работы, для государственного дела. Теперь ваша обязанность организоваться и своими путями пойти к спасению государства. [...]

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы от. Крылов.

От. КРЫЛОВ (Самарская губ.). Гг. члены Государственной Думы, я вышел на эту кафедру под свежим впечатлением того, что я только что сейчас видел на улицах Петрограда. Проходя сюда, в Государственную Думу, будучи на Знаменской площади, я видел, что происходит на Невском проспекте и на других улицах. Я видел сейчас, что громадная масса народа залила, буквально залила всю Знаменскую площадь, весь Невский проспект и все прилегающие улицы, и там я встретил совершенно для меня неожиданное явление, там эта толпа кричит, провожая проходящих мимо нее казаков и полки с музыкой "ура". (Слева шум.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Член Государственной Думы Караулов, прошу вас с места не говорить.

От. КРЫЛОВ. Когда я спросил: что это значит, почему казакам и проходящим с музыкой войскам кричат "ура", что это за манифестация, мне первый встречный объяснил, что один из полицейских ударил было женщину нагайкой или чем-то другим, но казаки тотчас вступились и прогнали полицию. (Слева продолжительные рукоплескания и голоса: браво; Караулов: ypa.) И вот, под впечатлением всего того, что я там видел, будучи остановлен этой картиной народного воодушевления и патриотизма, под впечатлением этого я решил выступить перед вами, чтобы сказать свое честное пастырское слово. Гг., сейчас поставлен запрос о пропитании центров и Петрограда, но главным образом о пропитании тех, кто работает на оборону, кто работает на тех, кто так близок и дорог нам, кто работает на дорогую нам армию и на наших защитников. Гг., по милости Божией мы и сейчас не можем сказать, чтобы у нас в России настал повсеместный голод. Мы можем только сказать, что у нас расстроено правильное распределение продуктов питания, вследствие чего в отдельных городах при изобилии одних продуктов ощущается недостаток в других, причем в центрах ощущается недостаток в продуктах питания самых необходимых. Мы сами свидетели, как рабочий люд в центрах и здесь, в Петрограде, голодает, бегая с утра до поздней ночи от одной лавки к другой, ища хлеба и оставаясь без фунта хлеба. И вот это обстоятельство должно привести нас к опасению за самое дорогое для нас - за армию и за тех, кто работает на армию, т.е. за рабочий класс, работающий на оборону. Гг., мы все убеждены, что хлеб в стране еще есть, мы все убеждены в том, что необходимо столковаться, сговориться, пожалуй, прибегнуть к тем или другим местным организациям, чтобы этот хлеб правильно распределить в стране. В этом мы все согласны, об этом говорила и Государственная Дума, об этом говорила и говорит печать, об этом говорит и вся страна, но к этому голосу прислушиваются глухо. И вот возмущенная народная совесть требует, чтобы к делу питания армии и работающих на оборону были привлечены общественные силы, организованные в тесные семьи, воодушевленные одной благородной целью. И правительство должно иметь искру хотя бы веры в то, что благородство и доблесть в стране есть, - только дайте этому благородству хотя бы маленькое доверие. (Голос слева: верно.) Гг., я глубоко убежден, что те, труд которых имеет прямое отношение к обороне и питанию армии, те с честью выведут страну из самых тяжких испытаний, дайте им только для этого столковаться и сговориться. Гг. члены Государственной Думы, я глубоко убежден в том, что этот полицейский, который поднял руку на женщину беззащитную, - это есть единственный сотник в стране, который поднял свою руку на истекающую кровью Россию, чтобы вонзить в дорогую нам Россию свое копье. Я думаю, что таких сотников больше не встретится. Я на этом и заканчиваю свое слово и вполне присоединяюсь к той мысли, что необходимо питание в стране, и особенно в центрах, в городах, питание тех, которые работают на армию, необходимо урегулировать, привести в систему и порядок, а не заставлять голодных людей с самого утра и до ночи стоять на морозе, ища и добывая себе какого-нибудь несчастного куска хлеба, и это в богатейшей хлебной России. (Рукоплескания слева и в центре.).