Его жизнь - типичная иллюстрация судьбы видного представителя российской интеллигенции на переломе веков: в 80-е годы прошлого столетия - студент университета, в 90-е - врач-подвижник, работавший в деревне, с начала нашего века - политический деятель, с 1907 г.- депутат Государственной думы, в 1917 г.- министр Временного правительства. 1918 г. стал для него последним: он был убит матросами в ночь на 7 января, оказавшись одной из первых жертв красного террора...
Шингарев родился 19 августа 1869 г. в Воронежской губернии, на хуторе близ с. Боровое. Родители пожелали, чтобы сын пошел по научной стезе: отец, занимавшийся торговлей, всегда завидовал лицам образованным, а мать, умная и образованная дворянка, другого пути для сына просто не видела. Окончив Воронежское реальное училище, Андрей поступил в 1887 г. на физико-математический факультет Московского университета. Наука, политика, студенческое самоуправление - все это тесно сплеталось тогда в его стенах. Первое время Шингарев усердно занимался, мало обращая внимания на общественную жизнь. Его как естественника больше интересовала энтомология.
Однако чем чаще он начинал задумываться о будущем, о применении полученных им знаний, тем больше сближался с политикой. Но он не искал какой-то новой веры. Ни марксисты, ни народники, ни либералы не давали того, что было ему необходимо. Он посещает студенческие собрания, спорит, но ни к кому пока не примыкает.
Политические доктрины и познания для Шингарева имели ценность лишь в случае, если с их помощью можно будет принести пользу людям. Эти мысли подтолкнули его отказаться от подготовки к защите диссертации, и вместо университетской кафедры Шингарев избрал для себя путь врача, то есть работу для народа и среди народа. В 1891 г. он поступил на медицинский факультет, а спустя два года организовал на воронежском хуторе Грачевка амбулаторную точку с бесплатным приемом больных и выдачей им лекарств.
Даже скромная политическая активность не прошла ему даром: в январе 1893 г. за Шингаревым был учрежден негласный надзор полиции. Документы Московского охранного отделения проливают некоторый свет на образ жизни Шингарева в те годы: он «свободное время от занятий проводил у себя в квартире. Образ жизни вел трезвый, обедал и ужинал в доме Энгельгардта по Плющихе, у московской мещанки Полинарии Глебовой Павловой, платил за стол, сколько неизвестно».
Стекавшиеся в Департамент полиции сообщения о студенческих диспутах и вечеринках повествуют о круге знакомых и взглядах Шингарева. Из донесения о вечеринке Нижегородского землячества в Московском университете 6 марта 1893 г. известно, что «Шингареву принадлежит идея общемедицинской кассы, библиотеки, парикмахерской и проч.; однокурсники относятся к нему недружелюбно за его крайнее самомнение и высокомерие». Еще один информатор приписал Шингареву склонность к тенденциям «бунтарей», но даже полицейское начальство что посчитало что «едва ли это так».
Шингарев предлагал самоорганизацию для студентов, но главная его идея — «интеллигентный кружок-артель, члены которой были бы и крестьяне: Эта артель дает средства существования и артельной больнице, и артельной школе, а главное, дает возможность интеллигенту стать в прочные отношения к народу, не исключая и себя самого из его среды». А фундаментом такой артели должен стать врач, ибо ему легче всего найти общий язык с крестьянами (1).
Эта его врачебная деятельность развернулась более широко с 1894 г. в воронежском селе. У себя на родине, но еще дальше от центров городской цивилизации, он устроил крохотный приемный пункт, имевший, однако, даже больничные койки. Там, не получая довольно долго никакого жалованья, он принимал ежегодно многие тысячи крестьян, нуждавшихся во врачебной помощи.
Он был сторонником мирной работы, окружавшая же его среда полна радикализма. В связи с этим происходит раскол Воронежского землячества, и он выходит из им же созданной кассы взаимопомощи. Теперь его силы направлены на подготовку к работе в деревне. В 1895 г. Андрей Иванович женился на одной из скромных дворянок и, окончив медицинский факультет, отправился «со всех сторон врываться в народную жизнь, изучать ее, а главное - будить самосознание».
Именно тогда в с. Малая Верейка он купил избу и начал врачебную деятельность. Заведующий санитарным отделом Воронежской губернской земской управы Н. И. Тизяков вспоминал: «Объезжая Землянский уезд, я не мог не заехать к А. И. Шингареву, сидевшему тогда на вольной деревенской практике, взимая с больных, да и то только с тех, кто мог платить, по 5 коп. за визит. Нас, всех земских работников, этот опыт очень интересовал...
А. И. я нашел в его квартире – маленькой крестьянской хатенке, где за ширмой слышался писк только что на днях родившегося у него сына» (2).
Шингареву неоднократно предлагали перейти на работу в земство, однако он отказывался. Для крестьян Шингарев был не просто врачом: они поверяли ему беды, советовались в разных житейских вопросах. А земство помогало фельдшерами, лекарствами, присылало лошадей для поездок.
Воронежцы одними из первых стали создавать межуездные врачебные участки с больницей, которые охватывали глухие села 2–3 уездов. Одним из таких участков, Гнездиловским в Землянском уезде, в 1899 г. стал заведовать Шингарев. «А. И. В своей небольшой больничке вскоре широко развил больничную хирургическую помощь, производя все необходимые операции, включая и тяжелые». Для выяснения причин частых в губернии эпидемий он берется изучить состояние двух типичных воронежских сел. И осенью 1901 г. «Санитарное обследование села Ново-Животинное и деревни Молоховатка» увидело свет. «Вымирающая деревня» – под таким названием эта работа выдержала три издания и стала бестселлером.
То был не просто сборник сухих цифр. Шингарев еще и рассказал о том, что видел своими глазами: семьи, где, и то не досыта, едят лишь хлеб и кашу, где нет даже кислой капусты; дома отапливаются соломой и никогда не проветриваются, чтобы не терялось драгоценное тепло; эпидемии; нищета; крестьяне напрягаются на своих ничтожных наделах, но налоги превышают их возможности. Вывод Шингарева: нужно ликвидировать налоговое бремя и расширить крестьянские наделы (3).
С 1895 г. Шингарев состоял гласным депутатом Усманского уездного земского собрания в Тамбовской губ., работая там в сметной и ревизионной комиссиях. Эта работа подтвердила его вывод: нужно менять финансовую политику государства. Нищие крестьяне не могли уплатить даже государственных податей, земствам негде зарабатывать деньги, а расходов – хоть отбавляй. Для помощи людям необходимо широко привлекать государственные средства, что требует гласного обсуждения бюджета. А может это только парламент. Значит, нужны конституция, ограничение царской власти. Так активная жизненная позиция вновь привела Шингарева к политике.
Он примыкает к сложившейся в Тамбове группе земцев-конституционалистов и активно участвует в политической жизни воронежских земцев. Работа эта, мирная по своей сути, жестко преследовалась властями. Первое время Шингарева считали «шушерой» (так он caм себя назвал после разгрома Воронежского уездного комитета по нуждам сельскохозяйственной промышленности товарищем министра внутренних дел Зиновьевым) (4).
Три года спустя начальник Воронежского губернского жандармского управления уже считал заведующего санитарным бюро губернской земской управы Шингарева главным организатором крестьянских волнений.
Через союз «Освобождение» Шингарев пришел в Партию народной свободы. Вот как объяснял его шаг видный деятель кадетской партии В. А. Оболенский: «Мировоззрение Шингарева, его социально-политические идеалы и среда провинциальной интеллигенции, в которой он вращался, - все это объединяло его с социалистическими народниками, но, ощущая органическое отвращение ко всякому насилию, он был принципиальным противником революционных методов борьбы. Это обстоятельство и привело его в кадетскую партию» (5).
Шингарев стал делегатом учредительного съезда Партии народной свободы и там же был избран в ЦК, возглавив Воронежский отдел партии. Шингарев неустанно продолжал совершенствоваться как профессионал. С данной целью, он, в частности, побывал в 1902 г. в Швейцарии и Франции, где изучал передовые методы лечения в лучших европейских клиниках. Неоднократно выступал он на съездах врачей, привлекая внимание коллег к проблемам местной санитарии. Ширилась его земская деятельность, и не раз чины Министерства внутренних дел отмечали тогда «неверноподданнические умонастроения» Шингарева.
17 октября 1905 г. Всероссийская стачка вырвала у царя манифест, оппозиционное движение готовилось к выборам. В Воронеже кандидат № 1 - Шингарев. Но в I Государственной думе ему поработать не пришлось: по решению ЦК партии он снял на выборах, свою. кандидатуру, а во II как следует поработать не успел: напуганное радикализмом левых депутатов, правительство разогнало ее. И вот III Дума. Весной 1908 г., впервые за всю историю России, гласно обсуждался государственный бюджет. «Несмотря на обилие в кадетской партии профессоров,– вспоминала член ЦК кадетской партии А. В. Тыркова - в Третьей Думе среди кадет не оказалось ни одного знатока русских финансов, вообще финансистов. Выручил воронежский депутат А. И. Шингарев». Это принесло ему известность.
В своих мемуарах бывший тогда министром финансов Ц. Н. Коковцов называет Шингарева «мой бессмысленный оппонент» и безжалостно его критикует. Кто прав? Шингарев был воспитан в традиции долга интеллигенции перед народом. Это он внес и в свою политическую, работу. По словам Тырковой, «он и с бюджетом себя связал от избытка добросовестности. Воз был тяжелый, а везти было некому, вот он и впрягся. А потом оказалось, что на него крепко надели бюджетный хомут. Да и самая игра его заинтересовала. А был он человек увлекающийся, как часто бывает с талантливыми людьми» (6).
Обладая огромной трудоспособностью и живым умом, Шингарев мог быстро изучить любой вопрос. Помогали ему внедумские ученые-финансисты. Хотя полемика между. Шингаревым и Коковцовым всегда была интересной и остроумной, все-таки Шингарев «оставался тогда на уровне популярного лектора народного университета», а Коковцов прошел многолетний практический курс государственной бухгалтерии. Тем не менее, Шингарев как финансист занял и в партии, и в ее фракции одно из первых мест. Он выступал не только по бюджету. Столыпинские аграрные законопроекты, финляндская проблема, запрос об убийстве Столыпина, местное самоуправление - этим вопросам Шингарев посвятил немало речей. Но в памяти современников ярче всего отпечатались его выступления по финансовым вопросам.
В III Государственной думе Шингарев работал вместе с Милюковым. Хотя то были два совершенно противоположных человека, не случайно Шингарев стал заместителем Милюкова как председателя фракции. В области общей политики, он всецело подчинялся Милюкову, который подавлял его ученым авторитетом и определенностью позиций. «Милюков, мог быть всегда уверен в поддержке Шингарева, который никогда почти не расходился с ним во мнениях,- писал Оболенский.– В кадетской фракции Милюкова в шутку называли «папой», а Шингарева «мамой». Названия – чрезвычайно меткие. «Папа» и «мама» удивительно друг друга дополняли, ибо Шингарев обладал свойствами, не достававшими Милюкову: его все любили и уважали, а в речах его всегда было столько искренности и подлинного чувства, что, отстаивая мысли Милюкова, он оказывался более убедительным, чем их рассудочный автор» (7).
Росла популярность Андрея Ивановича и за стенами Думы. За III Думой последовала IV. Власти стремились не допустить избрания Шингарева в Воронеже, но популярный депутат баллотировался и был выбран в Петербурге. Однако в IV Думе исчезли жаркие баталии, предложения оппозиции хоронятся под грудой «законодательной вермишели», и Шингарев переключается на партийную работу. «В партии его популярность была огромна,– писал В. Д. Набоков.– Если она уступала популярности Милюкова, то разве только в том смысле, что Милюков ставился выше как умственная величина, как духовный вождь и руководитель, как государственный человек, но Шингарева больше любили...
Средние круги чувствовали больше свою духовную связь с Шингаревым, чем с Милюковым». Что касается врачебной деятельности, то среди своих коллег Шингарев снискал самую: широкую известность как непременный и активный участник медицинских Пироговских съездов. Кроме того, он вообще старался как можно шире пропагандировать наследие Н. И. Пирогова и обстоятельно работал над биографией своего великого предшественника в подражании которому видел свой нравственный долг (8).
С первых дней мировой войны Шингарев оказался среди тех, кто дело защиты Родины поставил выше партийной борьбы. Он в центре работы, направленной на укрепление обороно–способности страны. В 1915 г. популярный оппозиционер единогласно избирается председателем военно-морской комиссии Думы. К 1917 г. его авторитет в России был очень высок. Между тем положение в стране становилось все хуже, правительство бездействовало, деньга дешевели, во многих городах не имелось, хлеба, было парализовано снабжение армии. Вскоре грянула Февральская революция.
Пока Дума и Совет рабочих и солдатских депутатов делили власть, Шингарев, возглавлявший специальную продовольственную комиссию Думы и Совета, устранял опасность голода в Петрограде. Он не выходил из «штаба», работая по 18 часов в сутки. За три дня комиссия, принудительно выкупив необходимое количество хлеба, доставила его горожанам.
В разгар работы Шингареву предложили пост министра земледелия. В планах оппозиции ему отводилась ранее роль министра финансов. Но министерство земледелия занималось еще непродовольственным делом, и Шингарев согласился. «Здесь он сразу утонул в море непомерной, недоступной силам одного человека работы. Он мало, кому доверял, мало на кого полагался. Он хотел сам во все входить, а это было физически невозможно. Он работал; вероятно, 15–18 часов в день, сразу переутомился и как-то очень скоро потерял бодрость и жизнерадостность.
В заседаниях Временного правительства он выступал очень много, но здесь-то именно и оказались недостаточными его силы» (9).
Но многие проблемы он решил, за короткий срок создав новую государственную продовольственную систему. Проект ее он предлагал правительству еще осенью 1916 г., однако тогда его предложение не поддержали. Теперь весь хлеб был объявлен собственностью государства, его выкупали у владельцев; поступавший в города, он сначала продавался в магазинах по твердым ценам. Вскоре во всей России было введена карточная система (10).
Проработав много лет среди земледельцев, Андрей Иванович понимал: у деревни нельзя только брать. Поэтому, одновременно с введением хлебной монополии, он принял меры к обеспечению российских хлеборобов всем необходимым, от машин до шпагата для обвязки снопов. По всей стране изыскивались резервы для производства продовольствия: засевались пустующие поля, отправлялась в деревню простаивавшая на станциях техника.
В конце апреля левые партии начали кампанию против Шингарева. С головой погрузившись в решение продовольственного вопроса, министр земледелия не думал о вековом желании крестьян получить землю, так и не создав Комитет по разработке проекта земельной реформы. А местные чины министерства по его приказу занимались прежде всего заготовкой продовольствия. Более того, Шингарев отказывал, если крестьяне просили в аренду пустующие помещичьи земли: ведь хлеб с этих земель должен был поступать в города, а Хозяйственный цикл проще организовать на основе уже имевшихся крупных хозяйств. Решение только продовольственного вопроса отталкивало крестьян от Временного правительства.
Одна из разгадок поведения Шингарева лежала в его отношениях с коллегами по партии. Шингарев был работягой, а в общеполитических вопросах целиком полагался на авторитет и знания Милюкова. Последний же, как и вся партия кадетов, был против принятия любых решений по земельному вопросу до созыва Учредительного собрания, и министр земледелия подчинял свою деятельность линии партии. Нападки левых достигли цели, и в мае 1917 г. Шингарев ушел с поста министра земледелия. Ему предложили пост министра финансов, на который он и рассчитывал с самого начала. С новой должностью у Шингарева появилась новая нагрузка.
После выхода Милюкова из состава Временного правительства руководство кадетской группой в правительстве по решению ЦК перешло к Шингареву. Эти обязанности принесли ему много неприятных и горьких минут: он погрузился в атмосферу политических интриг. Теперь надо было «топить» проекты, выдвигавшиеся другими партиями, продвигать свои, кому-то мешать, кого-то «поднимать». Все это было противно его убеждениям, он не имел опыта собственно партийной работы и говорил с чужого голоса. Доверие к линии партии совершенно изменило человека. Помощь людям, которой Шингарев отдал всю свою жизнь, сменилась борьбой с социалистами. В их деятельности он видел причину развала страны, кадетов же как бы выносил за скобки, хотя вели они себя ничем не лучше других: интриговали, боролись за власть, страна же погружалась в хаос.
Действия Шингарева на посту министра финансов обернулись вскоре против его программы и принципов. В Думе он боролся с инфляцией; теперь печатал новые, ничем не обеспеченные деньги. Спохватившись, пытался расходовать средства экономнее, от чего сокращались ассигнования на социальные нужды. С горечью оценивав он свою деятельность: «Теперь; накануне краха, при безумном росте расходов и недостаточном увеличении доходов, занятие финансами - тяжкое бремя и горькая участь».
На Шингарева обрушился к тому же ряд несчастий: умерла сестра его жены, оставившая на его попечении четырех детей, да и у Шингарева их было пятеро; вскоре заболела и умерла жена. «Он сразу как-то осунулся, постарел, сам стал хворать припадками печени. Между тем, в качестве министра Временного правительства ему приходилось нести непосильную работу, осложнявшуюся политической борьбой и революционным хаосом. Жалко было смотреть на этого благороднейшего человека, больного душой и телом, через силу исполнявшего свой долг перед родиной»,– писал В. А. Оболенский.
Но Шингарев по-прежнему работал. «Дезертиром тыла я не был и не буду. Пока смогу - буду работать, а что выйдет – одному Богу известно»,- писал он родным (11).
Июльский правительственный кризис прервал его политическую карьеру. Он оставил правительство и уехал на родину. Тревожные известия, приходившие в Воронеж, вынудили его затем вернуться в Петроград. Как раз тут грянула Октябрьская революция. В те дни далеко не все поняли опасность случившегося. Многие уповали на созыв Учредительного собрания, которое даст отпор большевикам. Но это понимали и большевики, и когда 5 января 1918 г. Учредительное собрание начало работу, воспрепятствовали ей, а пришедших на другой день к Таврическому дворцу депутатов встретили латышские стрелки. В городе патрули вылавливали депутатов, кадеты были объявлены вне закона. Демонстрация в защиту Учредительного собрания была расстреляна.
Был арестован и Шингарев. Он оказался в Петропавловской крепости. «Вам надо подлечиться»,– так напутствовали Шингарева и его товарища по партии и заключению Ф. Ф. Кокошкина перед переводом в больницу. А в ночь на 7 января 1918 г. Шингарев и Кокошкин были хладнокровно расстреляны в больничных палатах. Это преступление, ужаснуло тогда Россию. Большевики, заявив о своей непричастности к делу, осудили убийц - матросов-анархистов, а главным обвинением в их адрес стало в большевистской печати «Применение кустарного самосуда»: ведь в руках пролетариата есть такое оружие, как организованный красный террор! ...
И уже вскоре с кустарщиной было покончено.